Пьер Понсон дю Террайль - Бал жертв

— Это не важно, отвечай!

— Ну, да, он долго меня преследовал и мучил.

— И ты дважды пырнула его ножом?

Фермерша побледнела.

— Говори же! — яростно вскричал Брюле.

— Это правда.

— Жена, хочешь дать мне клятву?

— Говорите, хозяин.

— Можешь поклясться, что ты никогда мне не изменяла…

— Ах! — воскликнула фермерша с негодованием. — Вы сами должны знать, я честная женщина!

Эти слова были сказаны так искренне, что Брюле сделалось стыдно его вопроса.

— Прости меня, — сказал он угрюмо.

Он сделал шаг к дверям, но вдруг воротился.

— Жена, — прибавил он, — я знаю теперь то, что я хотел узнать, но это не все.

— Я вам сказала всю правду.

— Но ты мне не сказала, что сделалось с моею дочерью после пожара.

Фермерша с мольбой сложила руки. Солгать она не смела, а между тем ей хотелось бы скрыть от фермера убежище дочери, но фермер был один из тех запальчивых и свирепых людей, которым надо повиноваться, несмотря ни на что.

— Где она? — повторил Брюле.

— Ее здесь нет.

— Это не ответ. Я хочу знать, где она.

— О! Вы меня пугаете!

Фермер вдруг смягчился.

— Обещаю тебе, что я не сделаю ей никакого вреда.

— Вы мне клянетесь?

— Клянусь.

— Она у Жакомэ-дровосека.

Брюле вскрикнул от гнева. Он ненавидел Жакомэ.

— Почему ее нет здесь?

— Я не знаю. Она не хотела здесь остаться.

— Я сумею заставить ее вернуться, — яростно прошептал фермер.

Он вышел. Заяц ждал его у дверей.

— Что же, правда? — спросил он.

— Да.

— Так вы со мною, папаша?

— Это решено. Пойдем!

— Куда?

— К Жакомэ.

— Ступайте один, я туда не пойду.

— Почему?

Заяц рассказал отцу свое приключение с Жакомэ в ночь пожара на ферме Раводьер.

— Я хочу видеть мою дочь, — с мрачным видом сказал Брюле.

— И вы за этим идете к Жакомэ?

— Да.

— Нечего трудиться. Лукреции уже нет там.

— Где же она?

— С мадам Солероль, с мадемуазель де Верньер, с месье Анри и другими.

— Ты это знаешь наверняка?

— Ба… Кажется, там также и Мьетта, дочь Жакомэ.

— Однако я хочу видеть мою дочь.

— Какая смешная мысль!

— Я хочу знать кое-что… Впрочем, мы ее найдем… Пойдем в Солэй.

Отец и сын отправились через лес, разговаривая, как старые друзья. У Брюле вырвался только один упрек:

— Знаешь ли, — сказал он сыну, — что ты забыл уважение ко мне?

— Да, но зато я внушил вам уважение ко мне, признайтесь, папаша, — отвечал Заяц.

В замке Солэй начальник бригады ужинал с обоими друзьями. Солероль был пьян, Курций также, только Сцевола сохранил некоторое хладнокровие.

— Эти черти-аристократы пили славное вино, — говорил Солероль, откупоривая новую бутылку. — Такого вина не найдется во всей Бургундии.

Он щелкнул языком.

— У них были хорошенькие дочери, — сказал Курций.

Глаза Сцеволы сверкнули.

— Доказательством служит то, что тебе досталось это вино, потому что ты женился на дочери маркиза, — пробормотал Курций.

— Я ненавижу мою жену.

— Однако она очень хороша, и если бы ты лучше обращался с ней…

— Курций, ты мне надоедаешь, — перебил начальник бригады. — Хочешь пить — пей!

Курций подал свой стакан и опорожнил его разом. Сцевола не пил больше, он курил.

— Курций прав, — сказал он, — ты напрасно поссорился со своей женой.

Солероль отвечал ругательством.

— Я вас прогоню отсюда, если вы будете говорить о моей жене! — закричал он.

— О ком же ты хочешь, чтобы с тобой говорили? — спросил Сцевола.

Смутное воспоминание пробежало в отуманенной голове Солероля.

— Говорите мне о Лукреции, — сказал он.

Когда он произнес это слово, дверь в столовую отворилась и вошли Брюле с сыном.

— А! Поди-ка сюда, Брюле, — сказал Солероль, — ужинай со мной. Курций и Сцевола мне надоели.

— Потому что говорят о его жене, — заметил Курций.

— Да, я не хочу, чтобы о ней говорили! — взревел Солероль. — Будем говорить о Лукреции.

— Это кто? — спросил Брюле.

— Женщина, которую я люблю.

— Очень? — спросил Курций.

— Страстно.

— А она?

Этот вопрос заставил побледнеть Солероля, который несколько отрезвился, но так как клеветать на женщин было для него нипочем, он отвечал:

— Еще бы! Она так любила меня!

— В самом деле? — спросил Сцевола.

— Она была от меня без ума.

— А! — сказал Брюле. — И ее звали Лукреция?

— Да.

— Смешное имя, — сказал Сцевола.

— До меня у ней был обожателем маркиз Жюто.

Брюле устремил пылающий взгляд на начальника бригады.

— А! — повторил он. — Она была любовницей маркиза Жюто?

— Да.

— И ее звали Лукреция?

— Я не знал у нее другого имени.

— Откуда она?

— Понятия не имею.

— Что с ней сделалось?

— Мне неизвестно, но это была красивая девушка.

— Ах вот как! — произнес Брюле, голос его сделался глух.

— У меня есть ее портрет, — продолжал Солероль.

Брюле вздрогнул.

— Где этот портрет? — спросил Курций.

— В моем перстне.

На пальце начальника бригады был огромный перстень, который он раскрыл. В нем была изящная миниатюра. Брюле взял свечу и поднес ее к руке Солероля.

— Позвольте посмотреть? — сказал он.

«Дочь моя!» — подумал он, посмотрев.

Ни один мускул на лице его не задрожал. Он не вскрикнул. Сердце его не забилось сильнее, но Брюле узнал свою дочь.

— Красивая женщина! — сказал он.

Солероль рассмеялся в ответ.

— Должно быть, она вас любила…

— О! До безумия…

— Если она дала вам свой портрет.

— Да, — хвастливо сказал генерал.

Но Сцевола также схватил руку Солероля и стал рассматривать перстень.

— Это она дала тебе портрет? — спросил он.

— Разумеется.

— Послушай, Солероль, — сказал Сцевола презрительным тоном, — а ведь ты лжешь!

— Берегись, — вскричал начальник бригады, стараясь приподняться на кресле.

— Ты лжешь, — повторил Сцевола, — этот перстень ты снял с пальца маркиза Жюто после того, как он был гильотинирован.

Генерал ругался, Курций и Сцевола смеялись. Брюле увел сына.

— Пойдем спать, — сказал фермер, когда они вышли. — Теперь роялисты могут рассчитывать на меня. Солероль погибнет не сегодня, так завтра.

— Вы убьете его? — наивно спросил Заяц.

— О нет, — сказал фермер со свирепой улыбкой, — это было бы слишком просто.

Солероль, Курций и Сцевола остались за столом. Начальник бригады был совсем пьян. Курций и Сцевола тоже порядком захмелели. Пьяный Солероль любил хвастаться и болтать.

— Как ты глуп, — сказал он Сцеволе, когда Брюле и Заяц ушли.

— Это почему?

— Потому что ты подаешь дурное мнение обо мне моим слугам.

Курций расхохотался.

— У тебя есть слуги, господин маркиз?

— Конечно, разве Брюле — не мой слуга?

— А говорит тебе «ты» иногда.