Анна Соломон - Утерянная Книга В. [litres]

Одна из них скользит рукой по животу Эсфири. Останавливается, затем продолжает движение.

– Хорошо, – кивает она.

– Что именно?

Часто создание внутри у Эсфири брыкается или дрожит. Но сейчас она чувствует только, как к ее ногам снова приливает кровь.

– Третья рука, – отвечает повитуха. – Все как надо.

Эсфирь непроизвольно улыбается. Похвала приятна: на щеках выступает румянец. Повитухи ведут ее обратно в покои. Эсфири сказали, что она родит царю здорового ребенка. И еще (не так явно), что это мальчик. Первый. Вашти была бесплодна, а у остальных жен рождались только девочки. По крайней мере, те дети, которых царь признал своими, девочки. Он хотел от царицы наследника. И так будет.

Она переступает порог. Шелковые стены, высокая постель, прохлада и тишина, раскрасневшийся мальчик с опахалом в углу. По ступенькам Эсфирь поднимается на кровать, чувствуя себя маленькой и глупой. Как можно даже на миг забыть о поселении? С чего она взяла, что голубоглазая повитуха поддастся на уговоры? Какой же бессильной она стала, от девки из ночных покоев поднявшись до царицы! Она ведь была среди низших. И знает, что в этом есть добродетель, а добродетель хоть и не сила, но сродни силе.

Мальчик у нее внутри толкается. Мальчик в углу машет опахалом. За дверью стража. Ей говорят, что надо поспать. Но она вовсе не устала.

– Теннисных мячиков?

– Теннисных мячиков.

– Ясно. – Лили слушает рассказ Рут, вернее, пытается слушать, а сама в это время ищет возможные опасности в спальне матери: высокая кровать на ножках, на которую нужно взбираться, ковры без антискользящих подложек, камень с острыми краями (мама подпирает им дверь), стопки книг на полу. За прошедшие три недели Рут ослабла. Врач пока не может точно сказать, с чем это связано – с химиотерапией и лучевой терапией или с тем, что лечение не дало результата. И Рут сейчас проще делать вид, что все в порядке. Но Лили знает или догадывается – мама умирает. Прекрасная кожа Рут поблекла. Она все время дома, если не надо в больницу. По вечерам приходят ее друзья, а днем с ней Лили. Она приходит одна по понедельникам, средам и пятницам и с Джун в остальные дни, как сегодня. Лили усадила девочку перед телевизором в гостиной смотреть мультики, а сама пошла заваривать чай. Каждое утро перед тем, как войти в спальню к маме, Лили останавливается у двери и выдыхает. Странно замечать, как меняется человек, которого видишь каждый день. Дочери Лили растут поразительно быстро и все же каждое утро выглядят, как вчера. Каждый раз, когда Лили видит Рут, кажется, будто прошли годы.

– Я их и нашила на спину, – говорит Рут.

– Чего нашила? – Лили замечает, сколько пыли на потолочном вентиляторе.

– Теннисные мячики. Прочитала статью «Как остановить храп мужа и спасти ваш брак». В «Мак-Коллс» [1] «МакКоллс» («McCall’s») – ежемесячный глянцевый женский журнал США. (Здесь и далее прим. перев.) – для меня тогда других журналов не существовало. Ну, или я просто не решалась их читать. В общем, там говорилось, что нельзя спать на спине, а для этого и нужны теннисные мячи.

– Ой.

– Он был не против.

Лили пытается представить эту сцену и не может. Она знала отца до развода (Лили было почти восемь) и после; они с братьями каждый год ездили к нему в Калифорнию, пока он не умер от инфаркта (Лили тогда было девятнадцать). Помнит его лицо и голос. И совершенно не помнит, каким он был; осталось лишь ощущение присутствия, чего-то цельного. А еще – что он снимал обувь, только когда шел в душ, плавал или ложился спать. Лили не помнит, как отец разговаривал с матерью, не помнит даже их ссор. Зато помнит, что чувствовала, когда он был рядом: ощущение авторитета, который существует независимо от того, нравится ли ей и согласна ли она. Тогда это успокаивало. Теперь она понимает, что это было заблуждением, интернализацией патриархата или, возможно, самим патриархатом. И все же, четверть века спустя после его смерти, Лили успокаивают мысли об отце (любителе сходить налево). А вот с мамой, которая рядом и всегда была рядом, – с ней все не так просто.

– И как, сработало? – спрашивает Лили.

– Нет. Продолжал спать на спине и храпеть. Как будто никаких мячиков и не было. Я расстроилась ужасно.

– По-моему, ты слегка драматизируешь.

– Ты так считаешь, Лили?

Рут делает глоток из чашки. Слышно, как она глотает, что ей больно. Лили чувствует себя виноватой. Мама редко говорит о чувствах, чаще подталкивает собеседников, чтобы те поделились своими, и вот она призналась Лили, что «ужасно расстроилась», а Лили ее раскритиковала.

– Как это делается? – спрашивает она у мамы, пытаясь отыграть назад. – Как мячики пришить к футболке?

– Нужно взять две. Одну побольше, другую поменьше, и сшиваешь, как стеганое одеяло. Только вместо пуха внутри мячики. – Рут умолкает, видя удивление Лили, потом добавляет: – Я раньше была отличной швеей.

У Рут на лице – никаких эмоций, губы сжаты в прямую линию, как раньше, когда детьми она подначивала их и пыталась скрыть улыбку. Лили не понимает, шутит мама сейчас или это болезнь притупляет мысли так, что она уже не все помнит. Она ведь знала, что Лили пыталась шить девочкам платья, вернее, пыталась примириться с тем, что ничего не выйдет. Лили рассказывала маме, что через неделю после первого урока хотела прийти к Кайле на второй, но пропустила – была в то время в больнице. Кайла, разумеется, все поняла. Она сочувствовала Лили, волновалась за нее и как-то спросила, чем может помочь, а Лили, все еще потрясенная, ничего не ответила. Тогда Кайла взяла и принесла ей приготовленный обед. Даже не стала звонить в квартиру, не пыталась пообщаться с Лили, оставила еду у консьержа и испарилась. И потом раз в неделю звонила узнать, как дела: «Не хочу давить, просто имей в виду, что я рядом, если захочешь…»

Но Лили не хочет. И Рут знает об этом. Знает (должна знать) – Лили думает о ней каждый час, и пойти к Кайле для нее равносильно предательству. Рут не может не знать этого. Она ведь говорила, что Лили специально мучает себя этими платьями, что надо бросить эту затею, заказать готовые через интернет или обойтись шарфами. И тут вдруг небрежно упоминает, что умеет шить? Мало того, зовет себя швеей! Лили ужасно расстроена. Как могла Рут все это время слушать ее разглагольствования о платьях (Лили даже перечисляла детали швейной машинки, как будто описывала нечто с другой планеты!) – и не сказать ни слова?

– Лили, – говорит мама.

– Да?

– Тебе помочь?

– С чем?

– Ну, с теми платьями. Если бы ты купила подержанную машинку, поставила ее здесь у меня… Или можно вручную… Я бы тебя научила простым стежкам.

– Нет! – Лили улыбается, как безумная, надеясь, что так отказ прозвучит мягче, а мама не догадается, как Лили злится. Как ей принять помощь от Рут, которая не одобряла идею с шитьем, да и все домохозяйские потуги Лили, каким бы печальным ни был их результат. К тому же мама больна.