Анна Соломон - Утерянная Книга В. [litres]

Лили переворачивается на бок. Ее мать и ее младшая дочь, совсем не похожие друг на друга, спят совершенно одинаково: носы торчат, рты приоткрыты. Джун чему-то улыбается, потом улыбка исчезает. У Лили сжимается сердце. Поразительно, как девочки верят, что она действительно сошьет им эти платья. Как и когда она их шьет, по их мнению, Лили не знает. Наверное, представляют себе что-то вроде каморки Румпельштильцхена, где она трудится ночами. Впрочем, какая разница. Главное, они ей верят. Даже когда она не верит сама себе.

– Мама?

Тишина. Потом сонное: «М-м-м?..»

– Я раздобуду машинку, – говорит Лили. – Хочу, чтобы ты меня научила. Шить платья. Хорошо?

Тишина. С улицы доносится грохот. Мастерят деревянные ящики, чтобы защитить деревья на время прокладки нового кабеля, а по звуку – как будто кто-то бьет железками о железки.

Снова тишина.

Потом шорох. Волосы Рут шуршат на подушке. Она кивает.

Дорога, что ведет через лес, довольно узкая. Ви идет по колее от автомобильных шин и лупит палкой по молодым деревцам, растущим вдоль дороги. Здесь она еще не была, хотя эта дорога ничем не отличается от всех остальных, так что Ви ненадолго забывается и медленно бредет, наслаждаясь силой, с которой палка стучит по стволам. Услышав шум приближающейся машины, она буквально подскакивает. Добрых полмили назад дорога превратилась в проселочную, следовательно, жилых домов впереди больше нет (так было на всех остальных дорогах), а дорога вскоре и вовсе превратится в тропинку к каменистым топям, которые местные жители называют Догтаун. У тропинки Ви поворачивает назад. Она не настолько наивна, чтобы бродить в этих местах в одиночку – наслышана об их пугающем прошлом и подозревает (верно), что ей известно далеко не все. Как-то раз она пошла туда, пересекла прерывистую линию границы и двинулась сквозь заросли голубики и ядовитого плюща. Вскоре Ви вышла к огромному валуну, вдвое выше нее и шириной с два автомобиля. На нем большими, с фут, буквами были вырезаны слова: «МАМА ПОМОГИ». Ви развернулась и бросилась назад, стараясь идти как можно быстрее, но не переходить на бег. Сердце бешено колотилось, она судорожно осматривала деревья по обеим сторонам, пытаясь не выдать страха. Услыхав автомобильный двигатель, Ви все равно идет дальше, чтобы не показаться напуганной, стучит палкой в ровном темпе, а второй рукой с сигаретой быстро поправляет шляпку – сдвигает ее набок и закрывает лицо. Делает глубокую затяжку, пытаясь успокоиться, выдыхает дым в сторону деревьев. Спокойнее не становится. Пфф-стук, пфф-стук, пфф-стук, пока хриплый мужской голос у нее за спиной не спрашивает: «Что они вам такого сделали?»

Ви пристально смотрит на кузов красного пикапа и чувствует запах дыма трубки, доносящийся из кабины. Миг – и машина скрылась за поворотом.

Надо идти обратно. Но Ви не может. Это все трубочный дым, – говорит она себе, шагая дальше в пыли, которую подняла машина. Аромат привлекает с пугающей силой. И ее отец, и дед курили трубку, не переставая, и убирали ее, только когда их фотографировали. Правда, есть одна черно-белая фотография (до сих пор висит на стене в бильярдной яхт-клуба), на которой сенатор и губернатор, тесть и зять, пускают дым прямо в объектив фотокамеры. Отец Ви курил трубку, когда его хватил удар, ставший смертельным, и на похоронах, наклонившись близко к гробу, можно было ощутить запах дыма и табака.

Ви не испытывала обожания ни к отцу, ни к деду. Они оба к этому не располагали. Каждый выглядел монументально, даже в домашних тапочках или в плавках. Они не могли утешить Ви, как мама или бабушка, и не стали ей близки. Однако близость женщин имела свою цену; в некотором роде даже вызывала непроизвольную ненависть: к тому, как они утешали Ви, расчесывали волосы, воспитывали, а их тела, и руки, и волосы вечно были близко. Мужчины всегда держали дистанцию, которая не позволяла разрушить иллюзию их всемогущества – они были бессмертны даже после смерти. Поэтому доносящийся до Ви аромат невольно вызывает ощущение безопасности. Ей становится теплее, хотя день выдался холодный.

Уже середина декабря. Ви больше месяца в гостях у Розмари, и хотя она по-прежнему понятия не имеет, что делать дальше, первоначальная паника почти улеглась. Она перестала бояться, что Розмари или Филипп ее выгонят, и в газетах о ней вспоминают редко. И еще началась менструация. Ви уже собиралась заказать набор из лаборатории в Северной Каролине и попросила Розмари отвезти ее в библиотеку, в которой была новая книга «О вас и вашем теле» с необходимыми инструкциями, а потом начались месячные, и еще один страх растаял. Она едва не закричала от радости прямо в ванной. Хотелось отпраздновать. Но что бы подумала Розмари, которая уже на двенадцатой неделе и раздалась в талии так, что это видит даже Ви? К тому же Ви так и не сказала ей о своей боязни возможной беременности. Легкость, установившаяся между ними в первые дни «визита», сохранилась, и Ви не спросила Розмари про сожженный на лужайке крест, а Роз-мари не расспрашивала, что случилось у Ви за день до того, как она появилась на пороге с одной лишь сумкой и шляпой. Они делятся воспоминаниями и говорят о родителях, о том, чего бы выпить, о беременности Розмари и о стирке (обязанность Ви). На День благодарения обсуждали рецепты начинки для индейки, потом вместе готовили, и Филипп, который продолжает спрашивать, когда она намерена уехать, разрешил Ви присоединиться к ним за праздничным столом, потому что у нее нет родных, а единственными гостями были родители Розмари, которые знали и любили Ви (при этом старательно избегали любых разговоров о том, что она делает у Розмари, одна).

Втайне от Розмари Ви нашла врача, готового не разглашать ее имя и выписать рецепт на Таблетку, которая сейчас, несмотря на то что Ви не занимается сексом, нужна ей не меньше, чем еда и вода, – словно личная секретная защита. В библиотечной книге пишут о том же. Ви не смогла взять ее с собой: книга не выдавалась на руки, а допустить, чтобы кто-то увидел ее читающей такую литературу, было немыслимо. Ви даже внутри библиотеки читала, положив книгу в огромный словарь. Цитата оттуда гласила, что Таблетка – «…первый медицинский препарат, ослабляющий контроль женщин со стороны мужского общества».

Что касается секса, Ви запуталась. Иногда она просыпается от снов, обездвиженная возбуждением, настолько сильным, что оно больше похоже на боль, с ощущением близости мужского тела и отчаянным желанием этой близости. Тем не менее она не скучает по сексу как таковому. Удобно, что не нужно надевать пояс для чулок и каждый день брить подмышки. Не в сексе дело, скорее в чем-то ином. Роз-мари ее обнимает. Она щедра на объятия. Но и объятия – не совсем то. Дружбы с Розмари, как бы Ви ни любила ее, недостаточно. Нужен мужчина, и Ви знает это, несмотря на стыд. Она не была одна с тринадцати лет. Тогда они с Розмари впервые пошли на свидание с мальчиками – тезками по имени Джон.