Стивен Рансимен - Основание Иерусалимского королевства. Главные этапы Первого крестового похода

Было решено начать штурм в ночь с 13 на 14 июля. Основное наступление предполагалось начать одновременно с горы Сион и восточного сектора северной стены, а на северозападном углу будет предпринята ложная атака. По сведениям, которые приводит Раймунд Ажильский, а его цифрам можно доверять, боеспособные войска на тот момент составляли 12 тысяч пехотинцев и 1200–1300 рыцарей. Помимо них, было еще множество паломников, чье число он даже не пытается оценить, мужчин, слишком старых или слишком немощных, чтобы сражаться, а также женщин и детей. Первым делом нападающие должны были подвести деревянные башни к стенам, а для этого нужно было заполнить проходивший вдоль них ров. Всю ночь и весь день 14 июля крестоносцы упорно выполняли поставленную задачу, тяжко страдая от обстрела с укреплений, откуда их заваливали камнями и снарядами с жидким огнем, и отвечая тяжелой бомбардировкой из собственных патерелл. К вечеру четырнадцатого числа людям Раймунда удалось подвезти свою башню через ров к стене. Но оборона была по-настоящему яростной, ведь этим сектором, по-видимому, командовал сам Ифтикар. Раймонду не удалось закрепиться у стены. На следующее утро башня Готфрида подошла к северной стене, рядом с теперешними Цветочными воротами. Готфрид и его брат Эсташ Булонский командовали с верхнего этажа. Около полудня им удалось перекинуть мост от башни до верха стены, и два фламандских рыцаря, Литольд и Гильберт из Турне, во главе отряда отборных лотарингских бойцов перебрались на стену, а за ними вскоре последовал и сам Готфрид. Как только этот участок стены был захвачен, множество нападающих получило возможность взобраться по лестницам в город. Пока Готфрид оставался на стене, воодушевляя новоприбывших и отдавая приказ открыть Ворота Колонны для основных сил крестоносцев, Танкред со своими людьми, которые следовали по пятам за лотарингцами, проник на улицы города. Мусульмане, видя, что оборона прорвана, бросились бежать в Аль-Харам-аш-Шариф — на Храмовую гору, где стоят «Купол скалы» и мечеть Аль-Акса, чтобы засесть в мечети и оборо няться в ней как в своем последнем оплоте. Но им не хватило времени организовать оборону. Когда мусульмане столпились в здании и на крыше, на них налетел Танкред. Они сразу же сдались ему, пообещав огромный выкуп, и взяли его знамя, чтобы поднять над мечетью. Танкред уже осквернил и разграбил «Купол скалы». Тем временем жители города в смятении бросились в южные кварталы, где Ифтикар еще держался под натиском Раймунда. Вскоре после полудня он понял, что все потеряно. Он отступил в Башню Давида, которую предложил сдать Раймунду в придачу с немалыми сокровищами в обмен на жизнь для себя и своей гвардии. Раймунд согласился и занял башню. Ифтикара и его людей благополучно проводили из города и позволили присоединиться к мусульманскому гарнизону в Аскалоне [85].

Это были единственные мусульмане города, которым удалось спастись. Крестоносцы, обезумевшие от такой великой победы после таких огромных страданий, бросились по улицам, врываясь в дома и мечети, убивая всех встречных без разбору, мужчин, женщин, детей. В тот день и всю ночь резня не утихала. Знамя Танкреда не защитило беженцев в Аль-Аксе. Рано утром банда крестоносцев ворвалась в мечеть и всех перебила. Когда Раймунд Ажильский позднее в то же утро пошел на Храмовую гору, ему приходилось с трудом пробираться между трупов и потоков крови, которая местами доходила до колен.

Иерусалимские евреи бежали в свою главную синагогу. Но их посчитали пособниками мусульман и не выказали к ним никакого милосердия. Здание спалили со всеми, кто в нем находился.

Бойня в Иерусалиме глубоко потрясла весь мир. Никто не мог сказать, сколько народу в ней полегло, но после нее в Иерусалиме не осталось ни одного жителя — мусульманина или иудея. Даже из христиан многие пришли в ужас от произошедшего, а мусульмане, которые до тех пор готовы были признать франков новым фактором в политических хитросплетениях той эпохи, отныне твердо решили любой ценой выдворить франков вон. Именно это кровожадное доказательство христианского фанатизма вернуло к жизни фанатичный ислам. Когда впоследствии более дальновидные латиняне на Востоке пытались найти какие-то точки соприкосновения между христианами и мусульманами, у них на пути всегда стояла память о резне в Иерусалиме.

Когда в живых не осталось ни одного мусульманина, главы крестоносцев торжественно проследовали через опустевший христианский квартал, заброшенный с того самого дня, как Ифтикар выгнал из города его жителей, и возблагодарили Бога в храме Гроба Господня. Потом, 17 июля, они встретились на совете, чтобы назначить в завоеванный город правителя.

Тот, с чьей кандидатурой охотно согласились бы все, уже умер. Вся армия горевала из-за того, что епископ Адемар Пюиский не дожил до дня, когда смог бы увидеть своими глазами победу того дела, которому он служил. Невозможно было поверить, что он ее не увидел. Солдат за солдатом свидетельствовал о том, что в первых рядах штурма сражался воин, в ком они узнали черты епископа. Да и другие из тех, кто возрадовался бы победе, не дождались счастливой вести. Симеон, патриарх Иерусалимский, умер за несколько дней до взятия города в изгнании на Кипре. Далеко в Италии зачинатель всего Крестового похода лежал при смерти. 29 июля 1099 года, спустя две недели после того, как его воины вошли в Святой город, но еще до того, как известия успели добраться до Рима, папа Урбан II отдал Богу душу.

Цель была достигнута. Христиане вернули себе Иерусалим. Но как его сохранить? Какое правительство в нем поставить? Теперь уже нельзя было откладывать вопрос, над которым не мог не задумываться в глубине души каждый крестоносец. Видимо помня, что Крестовый поход задумывался церковью ради вящей славы Христа, люди чувствовали, что именно церкви и должна принадлежать верховная власть над ним. Будь жив Адемар Пюиский, нет никаких сомнений, что именно от него ждали ли бы решения о том, как устроить Иерусалим и кто будет в нем распоряжаться. Его любили и уважали, и он знал, чего хочет папа Урбан. Вероятно, ему мыслилось церковное государство во главе с патриархом Симеоном, в котором сам он, как папский легат, был бы его советником, а Раймунд Тулузский его светским защитником и командующим армией. Но мы не можем утверждать, что точно знаем его намерения, ибо они погибли вместе с ним. Папа Урбан успел назначить легата ему на смену, о чем еще не было известно участникам Крестового похода, — Даимберта Пизанского [86]. Даимберт отличался таким личным тщеславием и в то же время так легко поддавался чужому влиянию, что его никак нельзя считать выразителем папской политики. Так у Крестового похода не осталось никого, на чей совет он мог бы положиться беспрекословно.