Говард Фаст - Дорога свободы

Рэчел утешала его: — Все будет хорошо, Гидеон, вот увидишь, все будет хорошо. — А Гидеон, слушая ее, негодовал. Сколько еще негров думает, как она, все только о сегодняшнем дне и никогда о завтрашнем; да, рабство — это страшный яд, он разъедает душу; цепи можно сбросить одним движением, но эта отрава выветрится еще не скоро. Он вернулся жалкий, побитый, а Рэчел счастлива уже тем, что он дома.

— Как ты не понимаешь, — начал он с жаром, но тут же умолк.

— Все будет хорошо, Гидеон, милый, раз ты взялся, все будет хорошо.

И он улыбнулся, глядя на нее, на ее округлую женственную фигуру, гладкие щеки, маленький вздернутый нос, чуть лоснящуюся кожу, отражавшую свет очага; он улыбался, прислушиваясь к ее голосу.

— Почему смеешься надо мной, Гидеон?

— Я не смеюсь, детка. — А про себя он думал, как все это странно: связи между людьми и причины этих связей, все такое простое, почему-то вдруг ставшее баснословно сложным... Эта женщина, его жена, которую он сейчас так горячо, так крепко любит; и ее связь с ним, черным рабом, которого она когда-то добровольно избрала, и ее связь с будущим, через Джефа, через Марка, со всем этим непрерывно пульсирующим потоком, с человечеством, которое взбирается все выше, стремится все дальше, ликуя и страдая...

— О чем ты думаешь, Гидеон? — спросила она. Дженни забралась к нему на колени. Марк лежал у огня. — Пора спать, Дженни, — сказала Рэчел.

— Что тебе рассказать, детка? — спросил Гидеон, обнимая девочку.

— Про братца Лиса.

— Братец Лис... Я тебе все про него рассказал, больше не знаю.

— А почему он никогда не встречал сестрицу Черепаху? — допытывалась Дженни.

— Как не встречал, встречал. Братец Лис очень хитрый, хитрей всех в лесу. Он черепаху ни во что не ставит. У черепахи очень толстый панцырь, все думают, где уж ей быть хитрой... — Рэчел глядела на Гидеона, краем уха прислушиваясь к его. словам; Марк слушал тоже без особого внимания, да оно и не требовалось: таково уж свойство старых сказок — знаешь их наизусть, а все-таки слушать приятно, что-то в них есть, что никогда не надоедает. В дверь постучали, и Рэчел впустила Джемса Алленби. Он молча сел и стал ждать, пока Гидеон кончит сказку, он всегда ухитрялся подгонять конец к тому времени, как Дженни засыпала. Он тихонько расцепил ее ручки, и во сне крепко обнимавшие его за шею, и уложил ее на тюфяк. Марк дремал у огня, свернувшись клубочком, как молодой звереныш. Потолковав о погоде и о том, как хорошо выглядит Рэчел, Алленби сказал:

— То, что произошло в Колумбии, Гидеон, меня не удивляет. Этого надо было ожидать.

— Пожалуй.

— Что ты думаешь делать теперь?

— Поеду в Чарльстон.

— Там тебя примут не лучше.

— Тогда в Бостон, Нью-Йорк, Филадельфию, — сказал Гидеон.

«На край света», — подумала Рэчел, а Алленби сказал:

— Ты ведь добудешь эту землю, Гидеон?

— Постараюсь.

— Добудешь, — кивнул старик. — С той ночи, что ты провел у меня в хижине, я поверил: ты до конца пойдешь своей дорогой. Разве тебя что остановит, Гидеон? По-моему, нет. Только не делай этого ради одной власти. Власть сама по себе ничего не стоит. Не забывай о доме.

— Как это?

Алленби пожал плечами и улыбнулся: — Я уже старик, Гидеон, и, может быть, я слишком много болтаю. Если ты поедешь на Север и будешь встречаться с янки, запомни вот что: они не все на один покрой. Есть такие, что ненавидят негров еще больше, чем южане; для них мы чужие, непонятные существа с черной кожей. Для южанина мы не чужие, даже когда он нас ненавидит, для него мы так же неотделимы от его родины, как сосновые леса, хлопок и табак. А есть такие — их немного, но ты их встретишь, Гидеон, — которые совсем переделали себя, до самой сердцевины; это особенные люди, не похожие на других, они будут сидеть с тобой за одним столом, будут брать тебя за руку, им все равно, какого цвета у тебя кожа. Таким людям нужно доверять, Гидеон, верь им, они настоящие. Целых два поколения этих людей боролись за нашу свободу, потому что они верили в братство. Не верь той лжи. что про них рассказывают.

Гидеон кивнул; старик нагнулся, положил ему руку на колено и сказал: — Не будь слишком горд, Гидеон, если будут давать, бери. Если бы не было тех, кто берет, и тех, кто дает, мы были бы дикарями. Ты едешь за более важным делом, но если тебе попадутся книги, бумага, мел, грифельные доски... нам они очень, очень нужны.

— Буду помнить, — сказал Гидеон.

Гидеон продолжал учиться. В Колумбии он достал «Комментарии к английским законам» Блекстона, купил эту истрепанную старую книжку за шестьдесят центов. Андерсон Клэй прислал ему «Права человека» Пэйна, тоже потрепанную, с загнутыми уголками; книга эта, такая смутная, мало понятная Гидеону из-за недостатка у него знаний и опыта, тем не менее поразила его, как какое-то чудо; она стала для него неиссякаемым источником удивления. У Алленби было несколько стихотворений По, он дал их Гидеону, но они показались ему трудными и запутанными. — Какие-то не живые. — Ему больше нравился Эмерсон; а Алленби говорил: — Вот бы тебе повидать его, Гидеон...

Была ранняя осень, когда Гидеон вернулся в Чарльстон; он опять остановился у Картеров, которые приняли его с восторгом, потом пошел к Фрэнсису Кардозо. Тот пожал ему руку, как-то странно улыбаясь, и сказал:

— Вот вы и снова здесь, Гидеон.

— Да.

— Немного старше и немного опытней?

— И того и другого понемножку, — согласился Гидеон. Он сидел в гостиной Кардозо, неловко выпрямившись, зажав руки между колен. Перед ним стоял стакан вина и тарелочка с печеньем.

Комната за то время, что он в ней не был, словно стала меньше, чем прежде, и сам Кардозо тоже, казалось, стал поменьше ростом. Гидеон говорил медленно, тщательно выбирая слова, а Кардозо молча слушал его, пока он не дошел до разговора с колумбийским банкиром.

— Это удивило вас, Гидеон?

— Не очень. Я предчувствовал, что так будет.

— Здесь будет то же самое, — заметил Кардозо. — Видите ли,Гидеон, Роббинс по-своему был прав. Какое обеспечение вы можете ему предложить? Немного долларов наличными, ваше слово, поручительство нескольких нищих негритянских и белых семей и весьма туманные мечты о будущем.

— Будущее — всегда мечта, — возразил Гидеон.

— Более или менее, с этим я согласен. Но разве вы не понимаете, Гидеон, что этот самый земельный вопрос существует на Юге повсюду, что это главный вопрос, от которого зависит наше будущее. Как же его разрешить? В марте прошлого года Тадеус Стивенс внес на рассмотрение Конгресса законопроект о разделе земли. Что он предлагал? Отобрать крупные плантации мятежников, разбить их на участки и выдать по сорок акров и пятьдесят долларов на каждого свободного земледельца. Одну минутку, я вам сейчас прочту, что писал об этом сам Стивенс. — Кардозо подошел к письменному столу, порылся в бумагах, а потом вернулся к Гидеону и начал читать: