Борис Костюковский - И нет счастливее судьбы: Повесть о Я. М. Свердлове

Нижегородец — Чугурин не раз слушал в тюрьме его лекции, поражался глубоким знаниям, умению говорить доходчиво, понятно. Именно свердловские тетради раскрыли глаза Чугурину на то, откуда у Михалыча эта широкая эрудиция, редкая для такого молодого человека, способность точно разобраться в сложнейших, даже запутанных вопросах. Один раз прочитанное в книге, записанное в тетради запоминалось им навсегда. Эта поразительная память, в которой хранились знания, имена сотен людей, их биографии, их качества, сильные и слабые стороны, впоследствии сослужила для партии и молодого Советского государства немалую службу.

Но это было годы спустя.

А прежде... Чугурин, будучи в ленинской школе Лонжюмо под Парижем, вспомнил «свердловский университет» и тюремные тетради Михалыча. Звали тогда Чугурина уже не Нижегородец, а товарищ Пётр. Ленин расспрашивал его подробно о том, что происходило в Сормове и Мотовилихе.

Уже с первых слов беседы понял Владимир Ильич, как нужна этому человеку учёба. Сказал:

— Да, в вопросах теории вам ещё многое предстоит постичь.

Лекции Ленина, Луначарского, Инессы Арманд, Семашко (с ним встречались ещё в Нижнем)... Не раз доставалось Чугурину за его ошибочные взгляды на роль мелкой буржуазии и крестьянства в революции. Впрочем, за эти же ошибки доставалось ему и от Свердлова тогда, в Пермской тюрьме. Встретились с Михалычем ещё и в ссылке, в гиблом Нарымском крае. Свердлов сделал несколько попыток к побегам.

В подготовке некоторых из них участвовал и Чугурин. Однажды Свердлов должен был на лодке плыть по Оби из Колпашево до Парабели, а это ни много ни мало — сто двадцать вёрст. В условленном месте лодку ждал Чугурин. Буквально у него на глазах ветер перевернул жалкую посудину. И вот Свердлов — в холодной воде. На севере в конце сентября вода уже достаточно студёная. На беду товарищ, находившийся с ним в лодке, не умел плавать; Яков помог ему ухватиться за лодку... Окоченевших, вытащили их из реки. Яков чудом не заболел — держался на своём железном характере. Казалось, где уж после такой купели бежать, а Михалыч решительно махнул рукой — надо!

В февральско-мартовские дни семнадцатого года Чугурин был одним из руководителей Выборгского райкома большевиков, и Ростовцев пришёл сегодня к нему — рассказать, как обстоят дела на Металлическом, как проводил в Екатеринбург Якова Михайловича.

В райкоме народа — не протолкнёшься. Поминутно звонит телефон. И Чугурин едва успевает отвечать.

Но уже с первой минуты понял Григорий, что с Иваном что-то происходит. Глаза расширились, сияют...

— Что с тобой, Иван Дмитриевич? Ну-ка, выкладывай, Нижегородец. Неужели пасха на тебя так повлияла?

— Конечно, пасха. Ох, и догадлив же ты, Григорий. Посмотри-ка, я этот документ переписал да запомнил накрепко.

Стоило Григорию прочитать, как всё сразу стало ясно — телеграмма из Торнео: «Приезжаем понедельник, ночью, 11. Сообщите „Правде“».

— Торнео... Так это же Финляндия! Рядом, рукой подать.

— Встречать будем Ленина! — взволнованно сказал Чугурин. — А прежде соберём большевиков в зал «Сампсониевского общества» и поговорим, как лучше это сделать. Понимаешь, трудность в том, что день нерабочий — пасха. На нас, выборжцев, вся ответственность ложится: Финляндский вокзал-то в нашем районе. Вот что, Григорий, революционное задание тебе: скачи по домам, на завод, мобилизуйте прежде всего отряд рабочей милиции, его надо построить на платформе перрона, чтоб никакая провокация не случилась.

Ростовцеву повторять не надо было — он уже понял: нужно мобилизовать всех, кого застанет дома, оповестить металлистов... Он бежал по Выборгской стороне, не чувствуя апрельского холода.

Решил заглянуть и на квартиру Потапыча. В дверях столкнулся с Катей.

— Вы? — удивилась она.

— Вот, по делу... Катя, вы знаете о приезде Ленина?

— Конечно, — и взглянув, не видит ли отец, шепнула: — Сейчас иду к солдатам. Поручение Подвойского...

Потапыч всё же увидел. Пригласил в комнату.

— Куда ты? — строго спросил он дочь.

— По делу.

— Гриша, куда она?

Григорий не стал скрывать:

— К солдатам в казарму. Ленин приезжает!

Григорий заметил, как вскочил со своего стула белобрысый Сергей, старший сын Потапыча, как, оторвавшись от книги, заинтересованно посмотрел на него Николай, младший сын.

Потапыч тоже встал, прошёлся по комнате.

— Ленин? — переспросил он.

— Это псевдоним его. Настоящая фамилия — Ульянов. Он и есть вождь всего российского рабочего класса, — объяснил Григорий.

Сергей ехидно хмыкнул.

Катя спокойно:

— Ты просто глуп, Сергей. Извини, но это не оскорбление, а, как у нас доктора говорят, диагноз.

А Григорий, устремив взгляд на Потапыча, сказал:

— Пойду и я с Катей.

— Я тоже, — вызвался Сергей.

— Нет уж, дудки! — озорно ответила Катя. — Мы тебя в свою большевистскую фракцию не принимаем. — И к Григорию: — Давайте сделаем так: сначала ваше дело, заводское, а потом моё, солдатское. Разделим район на всех. Отец и Николай помогут. Так будет быстрее.

— Что ж, подсоблю, — отозвался Потапыч.

Поднялся и Николай. Ничего не сказав, он надел на себя пальто.

— Куда? — спросил отец.

— В мастерские. Надо бы Ленина послушать.

— Да ещё неизвестно, будет ли речь говорить. С дороги ведь, уставши.

— Ну так глянуть. Словом, пошёл я...

И хотя Ростовцев успел уже многих оповестить, до того как пришёл к Потапычу, помощь оказалась кстати.

...Видимо, Катя уже бывала здесь: часовой пропустил её и только поглядывал с подозрением на такую же, как у неё, повязку с красным крестом на рукаве у мужчины.

— Санитар, — объяснила Катя.

Навстречу вышел крупный, высокого роста солдат.

— Это товарищ Лагутин, член солдатского комитета, — представила Катя.

Они познакомились, прошли в отдельную комнату, и Григорий тут же пояснил цель прихода.

— На Финляндский, значит. А наши сегодня туда в наряд идут...

— Знаю, — сказала Катя. — Поэтому-то товарищ Подвойский и прислал меня к вам. Нужно поговорить с солдатами.

— Нужно так нужно. Посидите здесь, я скоро вернусь.

Они остались в пропахшей йодом комнате одни.

— Катя, как настроение здесь у солдат?

— Разное, Григорий. Было поначалу очень трудно. Намучилась я с ними.

— Так почему же именно вас сюда посылают?

— Не знаю. Солдаты сказали, что, кроме меня, никого слушать не будут. Да и безопаснее: всё-таки девушку не решаются тронуть. А ребята серьёзные, страсть какие!

Катя передёрнула плечами, точно стало ей зябко, и от этого её движения у Григория появилось желание оградить её от этих «серьёзных ребят» — он вскочил, готовый хоть сейчас ринуться в бой. Девушка расценила это по-своему: