Дмитрий Агалаков - Дар из глубины веков

– Мы их потом не увидим, – очень серьезно сказал он.

Но и Миролюбова что-то останавливало. Предчувствие чего-то недоброго…

– Может быть, ты и прав, Федор, – говорил он в мастерской Изенбека. – Одно дело поручить знакомым людям, самому участвовать в процессе, и совсем другое – взять и отдать кому-то. Тем более, что Экк – историк-немец, а они, немцы, натворили много бед в русской истории. Миллер, Шлецер и Байер с соизволения немки Екатерины обрубили историю Руси на крещении. А до крещения, как писал Нестор, русичи в землянках жили! А Гардарика – Страна городов? Викинги тогда пиратами были! А чтобы появилась эта Гардарика – от Северной Руси до Новгорода – сколько столетий должно было пройти? Профессор Экк об этом и слушать не захочет! Да никто из норманистов не захочет. Ведь тогда им всю историю придется пересматривать. Вот был бы славянофил-профессор, тогда бы!

Но часть листов Миролюбов все-таки решился послать Экку. На авось. А вдруг случится чудо? Но чуда не случилось. Изенбек и Миролюбов оказались правы.

Экк просмотрел с пяток листов в своем просторном университетском кабинете, пригладил холеную седую бороду. И вызвал к себе одного из своих самых способных ассистентов.

– Марк, – сказал он, – тут один чудак мне принес якобы древние письмена славянских жрецов чуть ли не допотопной эпохи. Это любопытно и… очень странно. Признаюсь, я не встречал прежде такого языка. Чего в нем только не намешано! У меня нет времени разбираться с этими чудачествами, но вам взглянуть стоит. Считайте, это практическое задание. Вот адрес этого Миролюбова, – он протянул через стол лист бумаги: – Познакомьтесь с ним. Может быть, этот чудак сам нарисовал эти письмена? Мы не знаем. Будет возможность, ознакомьтесь с табличками, которые он скрывает от мира. Скажите ему, наконец, что, не увидев оригинала, мы и говорить с ним не станем. Пусть поймет это.

Ассистентом профессора был Марк Пфейфер из обрусевшего немецкого рода. Остроносый, с холодными серыми глазами и тонкими усиками. Пфейфер нравился профессору за немецкую исполнительность и точность. На такого человека можно было положиться. Пфейфер выслушал патрона, кивнул и отправился выполнять задание.

И уже скоро они разговаривали в кабинете Миролюбова на Брюгманн-авеню, 510. Миловидная жена Миролюбова Жанна подливала чай собеседникам, а гость думал: и что же она нашла в этом уже немолодом чудаке-эмигранте? В этом доморощенном филологе, который носится с какими-то надписями, которых, может быть, и не существует вовсе?

– А скажите, Юрий Петрович, этот ваш владелец, он не мог сам написать эти таблички? – спросил Пфейфер. – Он же вроде как художник, имеет навык?

– Федор Артурович?! – воскликнул Миролюбов. – Что вы! Он не знал, что с ними делать! Никому их не показывал. И мне открылся не сразу…

– Очень любопытно, – кивнул гость, – очень… Вот какое дело, мой патрон господин Экк поставил условие: мы должны взглянуть на эти таблички. Иначе разговора не получится. Вы должны понять нас правильно. Александр Арнольдович будет заниматься этим делом только в том случае, если увидит оригинал. Или если его увижу я. Повторяю, вы должны нас понять…

Миролюбов кивнул:

– Я вас понимаю очень хорошо. Правда! Я бы и сам не стал верить кому-то на слово. Но для этого я должен переговорить с хозяином «дощек». А вы пока посмотрите на эти списки, внимательно посмотрите…

И вновь Юрий Петрович получил все тот же ответ: да, если предположить, что они имеют дело с подлинниками, то вполне можно сказать, что эти надписи докириллической грамоты. Что они носят в себе следы готики, рун, черт и резов, санскрита и много чего еще.

И теперь все дело за подлинниками…

Через пару дней Марк Пфейфер переступил порог мастерской Изенбека. Миролюбову стоило огромного труда упросить товарища показать «дощьки». Наконец, сказал он, если их не показать ученым, зачем тогда весь их труд? Зачем Изенбек возил этот мешок по странам, а он, Юрий Миролюбов, семь лет переводил их? И еще столько же ждал, когда они кому-то понадобятся? Зачем все это было? И художник вдруг согласился.

Пфейфер сразу понял, что входит в дом очень больного человека. Разруха в мастерской и почерневшее от запоев и болезней лицо Федора Артуровича, при этом полное недоверия к гостю, несомненно оттолкнуло его.

А тут еще и первые слова гостя:

– Запомните, герр Пфейфер, вы тут лишь с благословения моего друга Юрия Петровича Миролюбова. Если у меня из дома пропадет хоть одна дощечка, я буду винить в этом вас.

– Что же вы так сразу? – растерянно пробормотал Пфейфер.

Миролюбов заволновался такому приему, но Изенбек только начал свою отповедь.

– И я сразу все расставлю по своим местам, – продолжал художник, черные глаза которого горели силой и нездоровьем одновременно. – Вы в музее, герр Пфейфер. И не просто винить: если я обнаружу пропажу, то найду и убью вас.

Гость оторопел.

– Федор Артурович так шутит! – воскликнул Миролюбов. И тотчас переключился на товарища: – Что вы в самом деле?

– Я и не думал шутить, – сказал Изенбек. – Не обижайтесь, герр Пфейфер, я должен был предупредить вас. А теперь приступайте к просмотру. Выпить хотите?

Пфейфер энергично замотал головой: мол, ни в коем случае! Уже через час гость знал наверняка, что текст на бумаге только копия. Что существует оригинал. И оригинал весьма любопытный!

– Убедились? – спросил Изенбек.

Миролюбов глаз не сводил с гостя.

– Убедился, – кивнул Пфейфер.

– Вы все передадите господину Экку?

– Безусловно, – кивнул тот.

Юрий Петрович вызвался проводить гостя.

– Я передаю вам часть копий, – уже на улице он протянул Пфейферу тонкую папку с бумагами. – Изучите, пожалуйста, и будьте предельно внимательны. Ведь это может стать одним из величайших открытий в русской культуре! Понимаете?

– Прекрасно понимаю, – принимая папку и укладывая ее в портфель, кивал ассистент Пфейфер. – Я сделаю со своей стороны все возможное.

Когда Миролюбов вернулся к Изенбеку, тот был еще мрачнее.

– Не нравится мне этот человек, – замотал он головой. – Он на крысу похож. И что-то скрывает. Явно скрывает!

– Пустые подозрения, – отмахнулся Миролюбов.

– У меня чутье, как у зверя, Юра, – ответил Изенбек. – Смотри сам. С копиями ты волен делать то, что захочешь. Но сами дощечки эти немцы Экки и Пфайферы у меня не получат!

Волна оккультизма и магии захлестнула Третий рейх с самого начала его образования. В 1935 году было создано общество «Аненербе» («Наследие предков»), его возглавил экстравагантный ученый Вольфрам Зиверс. По всему миру агенты «Аненербе» искали источники силы белой расы. Это они облазали Гималаи в поисках Шамбалы, это они бредили Святым Граалем и Копьем Лонгина [36] Копье, которым, как считает традиция, римлянин Лонгин заколол на кресте Иисуса Христа, чтобы избавить Его от мучений. , это они фанатично продвигали теорию расового превосходства германцев над всеми другими народами планеты Земля. В 1939 году Генрих Гиммлер взял «Аненербе» под крышу СС, сделав общество своей структурой, а сам стал его президентом. С этого времени «Аненербе» окончательно превратилось в идеологическое оружие гитлеровского государства. Со всего мира в Германию свозили оккультные предметы и магические книги. Агенты «Аненербе» тайно действовали повсюду…