Кузьма Абрамов - Сын эрзянский

— Они — сюда, мы — отсюда, на новую землю...

Дмитрий не поддержал этого разговора. Чего болтать попусту. Переселение на новую землю — дело решенное. Слишком много и долго Дмитрий об этом раздумывал, чтобы перерешить. В воскресенье утром он встал рано, вышел во двор, дал лошади сена, потом подумал и насыпал в кормушку овса. В эту весну коню предстоит много работы. Дмитрий взял вожжи и отправился на гумно за соломой. В утреннем бледном свете снег казался почти синим, словно разбавленное водой молоко. В стороне города занималась утренняя заря. Нижние кромки белых облаков были слегка подкрашены бледно-лиловыми отсветами. Сегодня, пожалуй, день будет ясный и теплый. От ночного заморозка по краям тропы снег затвердел, а на тропе образовался ледок, резко выделявшийся на ровной белизне конопляника.

На гумне вокруг ометов соломы сверкающей мишурой свисали сосульки. Дмитрий взял в руку несколько тонких сосулек, полюбовался, как в них переливается свет и, бросив их в снег, вытер руку о зипун.

Дверь в сарай, к удивлению Дмитрия, была полуоткрыта. «Что за причуда повадилась сюда? — подумал он.— Ворожить, что ли, кто-то ходит...» Он вошел в сарай и увидел женщину, в длинной, почти до лаптей, овчинной шубе и в шерстяной шали, повязанной так, что виднелись лишь черные блестящие глаза.

В первую минуту Дмитрий растерялся.

— Кто ты? Чего здесь делаешь? — наконец спросил он женщину.

Та ответила тихо:

— Кто я — знать тебе не надо, а зачем я здесь — должен догадаться сам. Ворожея мне присоветовала встретить тебя...

Дмитрий попытался было догадаться по фигуре или по голосу, кто же это, но безуспешно. Впрочем, он тут же отказался от этого и, растянув на свободном месте вожжи, стал накладывать на них солому.

— Грех тебе будет, дядя Митрий, если откажешься от меня, прогонишь безо всего, — проговорила женщина.

Дмитрий остановился.

— Что же мне с тобой делать, с несуразной? Сколько раз ты сюда приходила? — спросил он, оглядывая невысокую фигуру женщины.

— Три раза была здесь, все никак не заставала тебя... Не от радости и не из баловства пошла я на такое. Чем же я виновата, что мужик мне достался квелый? А винят меня, поедом едят, хоть руки на себя накладывай...

«Должно быть, чья-то молоденькая сноха», — с невольным сочувствием подумал Дмитрий. Он хорошо знал нравы баевцев, и не только их, такое было в каждом эрзянском селении. В бесплодии, или в том, что родятся только девочки, как у Охрема, винили только женщину. И ох как горька была участь такой женщины в семье! Ее объявляли порченой, обвиняли во всех грехах, нагружали самой тяжелой работой, иногда даже переставали кормить, лишь бы поскорее ее извести...

— Моложе меня, знать, не нашла, дура эдакая?

— Говорю, что ворожея на тебя указала.

Дмитрий вышел из сарая, посмотрел на соседские гумна. Кругом было пустынно и тихо. Вернувшись обратно в сарай, он прикрыл дверь и замотал веревочку с внутренней стороны о колышек...

Оставшись один, Дмитрий посидел в невеселом раздумье, затем, увязав вожжами солому, зашагал к избе...

Во дворе его поджидала Марья.

— Ты, должно, из ума выжил, столько времени пробыл на гумне. Чего там делал?

— Солому в сарае перекладывал, мыши ее здорово изгрызли, — в первый раз соврал Дмитрий.

— А я думала, что ты пошел на сходку. С чего, думаю, потащился туда без завтрака. Знать, не пойдешь?

— Нечего мне там делать, обойдутся без меня, — ответил Дмитрий, не поднимая головы.

Он занес охапку соломы в небольшой сарайчик, где они обычно хранили корм для скотины, и приготовился ее резать. Марья вошла за ним.

— Что же ты не идешь завтракать? Куда денется солома, после нарежешь.

На душе у Дмитрия было муторно...

На сходке старики решили, как узнал Дмитрий, что пока дорога еще держится, каждому хозяину, имеющему лошадь, привезти два воза строительного леса. А неимеющим лошадей возместить привоз леса холстом.

Безлошадники, как и следовало ожидать, запротестовали.

— Грязные портянки свои и те не отдам, не то что холст! — кричал Охрем у Нефедовых. — У Васены теперь четыре дочери! Когда подойдет время выдать их замуж, откуда нам взять столько холста на приданое?! А тут им еще подавай на церковь.

— Небось беспокоишься о дочерях, — шутливо заметила Марья.

— Куда же денешься, ведь их нарожала Васена, а не какая-нибудь из снох Никиты-квасника... Может, когда-нибудь родит и сына.

По поводу решения сходки высказался и Дмитрий:

— Нам незачем ездить за лесом на церковь, мы переселяемся на новую землю. Оттуда не приедешь молиться в такую даль.

Пока санная дорога не растаяла, Никита-квасник раза три наведывался к Дмитрию, торопил его ехать за лесом. Дмитрий держался неопределенно: не обещал, но и не отказывался, тянул время. Когда же снег растаял и пошла талая вода, он прямо объявил Никите, что лес возить не поедет, а как только немного подсохнет, начнет переселяться на новую землю.

— На новой земле, знать, хочешь прожить без бога? — возмутился Никита.

— Там богов найдется сколько хочешь и поближе — в Алтышеве, Алатыре, — возразил Дмитрий.

Никита со злости покраснел, борода его затряслась.

— Ты, я смотрю, не из простаков, но и мы не лыком шиты, — свирепо сказал он. — Не поехал за лесом, отдашь холстом.

— Не отдам! — отрезал Дмитрий.

— Не отдашь, сам заберу, когда твоя жена настелит их белить.

Дмитрий на мгновение потерял самообладание и выпалил в лицо Никите:

— Заберешь за своей снохой!

Такое Никите еще никто не смел сказать. Многие поговаривали, что он грешит снохачеством, но ведь это за спиной. Лицо Никиты из багрового стало синим. Он так начал заикаться и спешить, что не смог выговорить ни слова. И лишь когда он отошел от окна и зашагал по улице, к нему наконец вернулась способность говорить членораздельно. И он сказал, потрясая вскинутыми кулаками:

— Земли и страны разрушатся, горы и деревья попадают — Нефедов Дмитрий пошел против бога!

Марья испугалась за мужа.

— Вай, Митрий, зачем ты с ним связался?! Ну съездил бы, привез им воз, он бы отстал от тебя.

— Теперь он и без того отстанет, больше к окну не подойдет, — сказал Дмитрий.

И в самом деле, рассуждал Дмитрий, раз он переезжает из Баева, с какой стати ему гонять свою лошадь за этими бревнами в три обхвата. Его лошади и без того работы будет больше чем достаточно.

Никита-квасник бывал не только под окнами Нефедовых. Он не отставал и от Охрема. Тому он грозил тем, что если Охрем не отдаст положенный с него холст, у него вычтут из оплаты за выпас сельского стада.

— Ничего он не получит от меня! Коли на то пошло, теперь уж обязательно переселюсь на новую землю. Ни за что не останусь в Баеве. Пусть сам он возьмется пасти стадо, весь заработок достанется ему! — кричал Охрем перед соседями после того, как Никита ушел от него.