Борис Островский - Лазарев

Лазарев был глубоко возмущен всем, что услышал, и решил немедленно объясниться с Грейгом.

Представитель морской фамилии Грейгов, принявший русское гражданство еще при Екатерине II, главный командир Черноморского флота адмирал Алексей Самуилович Грейг в зрелые годы был отличным моряком. Ближайший помощник адмирала Сенявина, он зарекомендовал себя в целом ряде морских сражений как выдающийся боевой командир. Но с годами его энергия и трудоспособность стали иссякать, рассудок и воля слабеть, и он, по выражению Лазарева, впал в состояние человека, которому «все надоело». Престарелому адмиралу нужно было подать в отставку и перейти на пенсию, благо он часто ссылался на болезни, и, уж конечно, отказаться от командования флотом. Но, поддерживаемый своими клевретами, Грейг продолжал влачить пассивное, полубогадельное существование, чем и не преминули воспользоваться хищники, свившие себе гнезда вокруг престарелого адмирала. Компанию казнокрадов возглавляла жена Грейга Юлия Михайловна, значительно уступавшая ему годами, - «прелестная Юлия», как называли ее офицеры.

Помимо Критского, Юлия обрела верных для себя помощников среди интендантов, поставщиков материалов для флота, купцов.

Не добившись толка от Грейга, Лазарев отослал письмо адмиралу Меншикову, начальнику Главного морского штаба, в Петербург. В письме он привел множество примеров открытого противодействия его начинаниям со стороны обер-интенданта Критского. Заканчивалось письмо так: «Я признаюсь вашей светлости, что нахожусь здесь в весьма затруднительном положении, тем более что все отзывы на представления мои к главному командиру наполнены только одними оправданиями обер-интенданта, и хотя дается мне знать, что ему то и другое предписано, но все остается по-старому и ничего не делается».

Но ответа не последовало.

Вероятно, решив, что он недостаточно полно и откровенно высказался в первом письме, Лазарев шлет Меншикову второе.

В письме он сообщает, что Критский положил в Одесский банк украденные им сто тысяч рублей, после чего хотел подать в отставку.

«А хорошо бы, - так заканчивает Лазарев письмо, - если бы государю вздумалось прислать сюда генерала Горголи или равного ему в способностях… многие бы тайны сделались тогда известными!»

Приведенный документ представляет значительный исторический интерес. В нем не слухи, не сплетни, а бесспорные свидетельства самого Лазарева, призванного восстановить загрязненный разной нечистью флот.

Но Меншиков опять не ответил.

Спустя два месяца Лазарев снова обратился к Меншикову, он писал ему: «…Обер-интендант за явное сопротивление видам и намерениям государя императора подлежал бы самому строгому взысканию; но вышло иначе, и я не знаю, когда наступит то счастливое для Черноморского флота время, что мы избавимся от столь вредного для службы человека, каков во всех отношениях есть господин Критский».

В письме к Шестакову у Лазарева вырывается такое замечание о Критском: «Вот язва в Черноморском нашем флоте, и ежели гр. Орлов 1 его не столкнет, тогда я не знаю, что и делать! Про все мерзости его рассказывать тебе долго, да и не для чего, после узнаешь. Странная, однако ж, моя участь: чем больше хлопот и желания довести нашу часть до совершенства, тем более встречаю злонамеренных людей, тому препятствующих, и когда это кончится?» [1 А. Ф. Орлов, князь, генерал; русский посол в Турции и главнокомандующий всех русских вооруженных Сил в Константинополе].

В конце концов в августе 1833 года Грейг был снят с поста главного командира Черноморского флота, и на его место назначен Лазарев. Впрочем, и члены «совета», как называл Лазарев казнокрадов, почувствовав готовящиеся перемены, по-притихли. Лазарев, которого они боялись как огня, одним своим присутствием останавливал их от многих преступных дел. «Осиное гнездо» распалось.

Как ни мешали Лазареву, как ни отвлекали его от работы, он со всей энергией готовил эскадру к походу.

В начале февраля 1833 года русский посланник в Константинополе А. П. Бутенев, сменивший генерала Орлова, потребовал, чтобы Лазарев немедленно шел на помощь. Разбив турок в ряде сражений, египетские войска приближались к турецкой столице. В это время девять кораблей Черноморского флота находились уже на пути в Константинополь. Свой адмиральский флаг Лазарев поднял на восьмидесятичетырехпушечном линейном корабле «Память Евстафия». Это был отлично отремонтированный, большой корабль с командой в 835 человек.

Наконец-то Лазарев очутился на свободе, в своей сфере, не связанный присутственными местами с их чиновной братией. Он не любил канцелярской работы, и если принял береговую должность, то лишь по необходимости. Он чувствовал себя «дома» только в море. Теперь в походе Лазарев словно обновился душой и повеселел. Он полной грудью вдыхал пьянящий аромат морской стихии и чувствовал, как успокаиваются и крепнут его нервы.

Недалек путь от Севастополя до Босфора. Но Черное море, особенно бурное в зимнее время, способно на всякие каверзы. Почти восемь суток штормовой зюйд-вест гнал корабли обратно. Но, стойко выдерживая сильные удары крутых волн и большую качку, они все же шли вперед.

На рассвете 8 февраля показался берег. Корабли подходили к Босфору.

Решено было остановиться у входа в пролив, чтобы передохнуть после шторма.

Ветер меж тем приутих. Лазарев приказал лечь в дрейф и пропустить вперед корабли эскадры.

На фоне утреннего светло-бирюзового неба все отчетливее вырисовывались отлогие турецкие берега. Постепенно выплывали из туманной дымки береговые постройки с плоскими крышами, кое-где устремлялись ввысь стрелки минаретов, скрывавшихся в густых рощах зелени. У входа в пролив стояло много кораблей и фелюг.

Когда подошли к крепостным сооружениям, Лазарев приказал отдать якоря. Вскоре на «Евстафий» прибыли турецкие чиновники с переводчиком. Они передали Лазареву распоряжение султана не входить в Босфор до особого распоряжения. Лазарев сразу почувствовал, что дело неладно. Пока эскадра находилась в пути, произошли какие-то перемены в дипломатическом мире, и в срочной помощи русских турки более не нуждаются. По-видимому, кто-то предложил турецкому правительству более выгодные для них «условия спасения».

Лазарев принял смелое решение: бить турок их же собственной картой и одновременно извлечь наибольшие выгоды для России. К тому же требования турок он считал поступком крайне бесцеремонным, позорящим честь русского флага. Без всяких колебаний Лазарев отвечал посланцам:

- Передайте блистательному султану, что я не принимаю его требований и буду действовать по собственному усмотрёнию.