Борис Островский - Лазарев

По словам Лазарева, капитан Игнатьев «в глазах всего флота был виноват кругом». Но в глазах судебной коллегии виноватым оказался он, Лазарев, а не Игнатьев. Герой Наварина получил строгий выговор и лишь «по уважению его особых заслуг» был освобожден от наказания. «Вот как, брат, делается! - замечает Лазарев в письме к Шестакову. - Вот какой народ судит морские дела наши, сами сидя спокойно в теплых комнатах по 20 или 30 лет сряду. Меня же теперь все бранят. Как ты думаешь за что? За то, что Игнатьев произведен в контр-адмиралы1. Ну, да ничего, вперед буду умнее». [1 После оправдания Игнатьева по данному делу он был произведен в контр-адмиралы.].

Далее Лазарев объясняет Шестакову всю подоплеку этого безобразного дела. Оказывается, ему мстили, мстили за то, что на недавних маневрах «Азов» оказался лучшим кораблем. «Когда весь флот делал маневры при государе, - пишет Лазарев, - то все обращено было на «Азов», чтоб та зависти найти какие-нибудь погрешности в действиях его, но ни разу не удавалось, а напротив того, более 10 раз было объявлено одному «Азову» высочайшее благоволение За необыкновенную быстроту в движениях и действии парусами, и после всего «Азов», наконец, был унижен в глазах государя против «Михаила», которому беспрестанно делали замечания и который управлялся, можно сказать, хуже всех кораблей».

Не раз всякого рода недоброжелатели становились Лазареву на пути. В письмах к своему другу А. А. Шестакову Михаил Петрович изливал свою досаду. Вот что он писал в августе 1830 года: «Эгоизм у иных столь сильно действует, что никакое предложение, если только не ими самими выдумано, не приемлется, сколь бы, впрочем, полезно оно ни было, и потому, заметив, что делаемые иногда предложения принимают как будто нехотя и притом не уважаются, то я думаю себе: черт бы их взял, налупиться на неприятности не для чего и лучше, как кажется, придерживаться пословицы: «Всяк Еремей про себя разумей», или по крайней мере до случая».

«До случая», то есть до подходящего момента, когда снова можно будет выдвинуть предложение.

В феврале 1832 года Лазарева назначают начальником штаба Черноморского флота. Необходимо было сменить главного командира Черноморского флота, стареющего и ставшего не пригодным для дел адмирала Грейга. Но сменить старика сразу и назначить на его место Лазарева было «неудобно». Вот и назначили Михаила Петровича «пока» начальником штаба.

В том же 1832 году вспыхнула война между Турцией и ее вассалом Египтом.

Турецкий султан обещал своему египетскому наместнику за участие в Наваринской битве независимо от ее результатов Сирию, но обещания не исполнил. Воинственный сын египетского паши Мехмет-Али выступил против Турции и наголову разгромил турецкую армию. Ни денег, ни вооружения, ни времени, чтобы собрать новое войско, у султана не было. Положение создалось настолько отчаянное, что казалось, еще один удар, и Турецкая империя, рассыпавшись в прах, навеки прекратит свое существование. Но и на этот раз «больной человек», как называл Николай I Турцию, был спасен. И кем же? Самим Николаем, к которому султан обратился за помощью! Разумеется, Николай I был далек от симпатий к своему «исконному врагу». Его заступничество было вызвано больше всего опасением общеевропейской войны, неминуемо возникшей бы при дележе Турции. А Россия к такой войне была не подготовлена, С другой стороны, помогая Турции, Николай рассчитывал извлечь определенные выгоды. Когда английский посол спросил султана, как он решился принять помощь от Николая, тот ответил: «Когда человек тонет и видит перед собой змею, то он даже за нее рад ухватиться, лишь бы не утонуть».

Помощь России заключалась прежде всего в посылке сильной эскадры в Константинополь для защиты проливов, о которых Николай никогда не забывал. Не забывали о них и в других странах. Проливы, можно сказать, были в то время движущей, пружиной внешней политики не только России, но и многих стран Западной Европы.

Борьба за проливы, за свободный выход из Черного моря на мировые просторы, диктовалась всем историческим прошлым России, ее географическим положением, ее дальнейшим культурным прогрессом. Недаром Маркс и Энгельс считали стремление овладеть Константинополем и проливами основанием «традиционной политики России»*. «Из двух основных целей, которые ставила перед собой дипломатия Николая I, одна, а именно борьба с революционным движением в Европе, казалась в конце 20-х годов более или менее достигнутой. Поэтому стало возможным выдвинуть и другую капитальную задачу русской дипломатии: борьбу за овладение проливами - «ключами от своего собственного дома», - говорится в «Истории дипломатии». [1 К. Марне, Ф. Энгельс. Соч., т. IX, стр. 439.].

Сформировать эскадру в помощь турецкому султану и командовать ею поручалось начальнику штаба Черноморского флота контр-адмиралу Лазареву. Казалось, что он успешнее других справится с нелегкой задачей.

И подлинно, экспедиция в Константинополь - новая яркая страница, вписанная в биографию Лазарева. Уже не раз он проявлял себя как замечательный флотоводец и организатор. В конфликте, возникшем теперь между султаном Махмудом II и пашой Мехмет-Али, Лазарев обратил на себя внимание как крупный государственный деятель и ловкий, смелый дипломат.

Помимо защиты проливов, Лазареву поручалась также «…защита Константинополя от покушения египетских войск, преграждение им перехода на европейский берег и вообще вспомоществование турецкому правительству» 2 [2 Назначение Лазарева состоялось 23 ноября 1832 года.].

Затруднения начались сразу же после назначения Лазарева командующим флотом. «Голова идет кругом! - писал он Шестакову. - В командах большая часть рекруты, из коих 6000 поступило в нынешнем году… Придется учить тогда, когда надобно действовать…»

Не покладая рук готовил Лазарев к походу людей и эскадру. В состав ее входили четыре линейных корабля, три фрегата, корвет и бриг. Но боеспособность кораблей значилась лишь на бумаге. В число считавшихся боевыми входили корабли с прогнившим днищем; они не способны были не только к бою, но и к выходу в свежую погоду в море. Не чувствовалось хозяйского глаза и в снабжении флота всем необходимым.

Лазареву приходилось одновременно приводить корабли в боевую готовность и обучать матросов. Он писал приказ за приказом, составлял руководства и инструкции, ввел в~ действие «правила приготовления корабля к бою».

Сталкиваясь на каждом шагу с распущенностью и безразличным отношением к делу, Лазарев все же восстанавливал флот. Он сумел заразить волею к труду лучших из офицеров; в них он встретил деятельных помощников. Таковым оказался и начальник Севастопольского порта, капитан второго ранга Рогуля. Он не скрыл от Лазарева, что обер-интендант Черноморского флота контр-адмирал Критский крайне не расположен к нему и всячески старается ему мешать, особенно когда заявки требуют дополнительных сумм. Более того, противодействуя распоряжениям Лазарева, Критский всячески стремится опорочить его в глазах главного командира адмирала Грейга.