Кен Фоллетт - Избранные произведения. II том

Малыш достал большую сигару и удовлетворенно закурил, время от времени окуная незажженный конец в стакан с бренди. Дейзи попыталась придумать повод оставить его и подняться наверх, но ничего на ум не приходило. Каким предлогом можно было в принципе оправдать посещение той части дома, где живут курсанты, в столь позднее время?

Она так ничего и не предприняла до самого момента, когда он положил сигару и сказал:

— Ну, пора в постель. Хочешь сначала зайти в ванную?

Не зная, как поступить иначе, она встала и направилась в спальню. Она медленно сняла одежду, которую так вдумчиво выбирала для Ллойда. Она умылась и надела наименее привлекательную ночную сорочку. Потом она легла в постель.

Малыш лег рядом. Он был умеренно пьян, но хотел секса. А у нее одна мысль об этом вызывала отвращение.

— Прости, — сказала она, — но доктор Мортимер сказал, никаких супружеских отношений в течение трех месяцев.

Это было неправдой. Мортимер сказал, что можно после прекращения кровотечения.

— Что? — возмутился Малыш. — Почему это?

— Если мы начнем слишком скоро, — придумала она, — то, видимо, это может снизить вероятность удачной беременности в дальнейшем.

Это его убедило. Он отчаянно хотел наследника.

— А, ну ладно, — сказал он и повернулся на другой бок.

Через минуту он уже спал.

Дейзи лежала без сна, лихорадочно думая. Сможет ли она сейчас улизнуть? Ей придется одеться, не могла же она разгуливать по дому в ночной сорочке. Малыш спал крепко, но часто вставал в туалет. Что, если он проснется, когда ее не будет, и увидит, как она возвращается, полностью одетая? Что тогда ей сказать, чтобы он ей поверил? Всем известно, что существует лишь одна причина, чтобы женщина ночью кралась по большому загородному дому.

Придется Ллойду помучиться. И она страдала вместе с ним, думая, как он там — один, расстроенный, в этой затхлой комнате… Ляжет ли он на постель — прямо так, в форме? Заснет ли? Ему будет холодно, если он не достанет одеяло. Поймет ли он, что случилось нечто чрезвычайное, или будет думать, что она просто беспечно забыла о нем? Может быть, он почувствует себя униженным и разозлится на нее…

По ее щекам покатились слезы. Малыш не узнает, вон как храпит.

Она задремала на рассвете, и ей снилось, что она спешит на поезд, но ее все время задерживают какие-то дурацкие пустяки: такси привезло ее не туда, и ей пришлось самой неожиданно далеко нести свой чемодан, потом она не могла найти билет, а когда наконец вышла на платформу, то обнаружила, что ее ждет старомодный дилижанс, который будет добираться до Лондона несколько дней…

Когда она проснулась, Малыш брился в ванной.

У нее сжалось сердце. Она встала и оделась. Мейзи приготовила завтрак, и Малыш стал есть яичницу с ветчиной и тосты с маслом. Когда они позавтракали, было уже девять часов. Ллойд говорил, что он уезжает в девять. Может быть, он уже в холле, с чемоданом в руке.

Малыш встал из-за стола и направился в уборную, захватив с собой газету. Дейзи знала его утренние привычки: он там пробудет минут пять, а то и десять. Ее вялость вдруг исчезла. Она выбежала из квартиры и, взбежав по ступеням, оказалась в холле.

Ллойда там не было. Наверное, он уже отправился на станцию. У нее упало сердце.

Но ведь он должен был идти пешком: только богатые и больные вызывали такси, чтобы проехать милю. Может быть, ей удастся его догнать. Она выбежала через парадный вход.

Она увидела его на подъездной аллее, метрах в четырехстах от дома, он бодро шел с чемоданом в руке. Ее сердце забилось. Послав благоразумие ко всем чертям, она бросилась за ним.

Перед ней по аллее ехал легкий армейский грузовичок с открытым кузовом — из тех, что носили прозвище «тилли». К ее отчаянию, поравнявшись с Ллойдом, он притормозил. «Нет!» — воскликнула Дейзи, но Ллойд был слишком далеко, чтобы ее услышать.

Он забросил чемоданчик в кузов и сел в кабину рядом с водителем.

Дейзи все еще бежала, но это было безнадежно. Грузовик тронулся и стал набирать скорость.

Она остановилась. Она стояла и смотрела, изо всех сил сдерживая слезы, как «тилли» проехал в ворота Ти-Гуина и скрылся с глаз.

Потом она повернулась и пошла в дом.

По дороге в Борнмут Ллойд переночевал в Лондоне; и в тот вечер, восьмого мая, в среду, он попал на галерею посетителей в палате общин и слушал дебаты, на которых решалась судьба премьер-министра Невилла Чемберлена.

Впечатление было как на галерке в театре: сиденья тесные и твердые, и смотришь с головокружительной высоты на разворачивающееся внизу действие. Сегодня галерея была битком. Ллойд и его отчим Берни с трудом добыли билеты, лишь благодаря влиянию матери. Этель вместе с дядей Билли сидела внизу, в переполненном зале, среди членов парламента от партии лейбористов.

У Ллойда еще не было возможности спросить, кто его настоящие отец и мать: все были слишком озабочены политическим кризисом. И Ллойд и Берни хотели, чтобы Чемберлен ушел в отставку. Человек, проводивший политику соглашательства с фашизмом, как военачальник особого доверия не вызывал. И поражение в Норвегии это только подчеркнуло.

Дебаты начались прошлым вечером. Чемберлен подвергся яростным нападкам, и, как рассказывала Этель, не только партии лейбористов, но и со стороны своих. Консерватор Лео Эмери бросил ему цитату из Кромвеля: «Вы слишком долго сидите здесь для добра, что вы сделали. Я говорю — оставьте пост, и дело с концом. Ради бога, уйдите!» Это была жестокая речь, тем более от коллеги, и еще больше ранили крики «Браво, браво!», раздавшиеся с обеих сторон зала.

Мама Ллойда и другие женщины-парламентарии собрались в своей собственной комнате в Вестминстерском дворце и договорились настаивать на голосовании. Мужчины не могли их остановить и вместо этого присоединились к ним. Когда в среду это было объявлено, дебаты превратились в голосование по кандидатуре Чемберлена. Премьер-министр принял вызов и — что Ллойду представлялось слабостью — обратился к своим друзьям с просьбой поддержать его.

Сегодня нападки продолжились. Ллойду они доставляли большое удовольствие. Он ненавидел Чемберлена за его политику в Испании. Два года, с 1937-го по 1939-й, Чемберлен продолжал настаивать на «невмешательстве» Британии и Франции, в то время как Германия и Италия в огромных количествах слали в армию мятежников, и людей, и оружие, а американские ультраконсерваторы продавали Франко бензин и грузовики. И если кто из английских политиков и был виновен в массовых убийствах, которые теперь устраивал Франко, так это Невилл Чемберлен.

— Но на самом деле, — сказал Ллойду Берни во время паузы, — за поражение в Норвегии следует винить не Чемберлена. Первый лорд Адмиралтейства — Уинстон Черчилль, и твоя мать утверждает, что именно он ускорил высадку. После всего, что сделал Чемберлен — в Испании, Австрии, Чехословакии, — будет смешно, если его лишат власти из-за того, в чем на самом деле не его вина.