Кен Фоллетт - Избранные произведения. II том

— Ох, ну зачем тебе ворошить прошлое? — сказала бабушка. — Твой отец — Берни.

Ллойд не спорил.

— Берни Леквиз был для меня лучшим отцом, каким только возможно.

— Еврей, но человек хороший, в этом нет сомнения, — кивнул дедушка, считая, что проявляет великодушие и веротерпимость. Ллойд стерпел.

— Но все равно, мне интересно. Вы встречались с Тедди Уильямсом?

— Нет, к большому нашему сожалению! — сердито сказал дедушка.

— Он был лакеем и приехал в Ти-Гуин с кем-то из гостей, — сказала бабушка. — И мы понятия не имели, что она в него влюбилась, пока она не уехала в Лондон и не вышла за него замуж.

— А почему вы не поехали на свадьбу?

Оба помолчали. Потом дедушка сказал:

— Кара, расскажи ему правду. Никогда ложь до добра не доводит.

— Твоя мать поддалась соблазну, — сказала бабушка. — Когда лакей уехал из Ти-Гуина, она обнаружила, что у нее будет ребенок. — Ллойд это подозревал и думал, что именно этим объяснялась ее уклончивость. — Твой дедушка был на нее очень сердит, — добавила бабушка.

— Слишком сердит, — сказал дедушка. — Я забыл, что Иисус сказал: «Не судите, да не судимы будете». Ее грех был — прелюбодеяние, а мой — гордыня. — Ллойд был поражен, увидев, что в светло-голубых глазах деда показались слезы. — Господь простил ее, а я — нет, долго еще не прощал. Но потом мой зять умер, погиб во Франции.

Ллойд был в еще большем смятении, чем прежде. Вот другая подробная история, несколько отличающаяся от того, что рассказывала ему мама, — и совершенно не совпадающая с теорией Дейзи. Неужели дедушка оплакивал зятя, которого никогда не было?

— А семья Тедди Уильямса? — настойчиво спросил он. — Мама сказала, что он из Свонси. У него наверняка были родители, братья и сестры…

— О его семье твоя мама никогда не говорила, — сказала бабушка. — Я думаю, ей было стыдно. Что бы ни было тому причиной, но она их знать не хотела. И не нам было ей перечить в этом.

— Но может быть, в Свонси у меня есть еще дедушка с бабушкой. И двоюродные братья и сестры, которых я никогда не видел.

— Ну да, — сказал дедушка, — но мы этого не знаем.

— Хотя мама знает.

— Полагаю, что да.

— Тогда я спрошу ее, — сказал Ллойд.

Дейзи была влюблена.

Теперь она понимала, что до Ллойда никогда никого не любила. Она не любила по-настоящему Малыша, хотя он вызывал у нее восхищение. А к бедному Чарли Фаркуарсону она просто очень хорошо относилась. Она была уверена, что может удостоить любовью любого, кого захочет, и что главное лишь — с умом выбирать. Теперь она понимала, что все совсем не так. Ум к этому никакого отношения не имел, и выбора у нее не было. Любовь пришла, подобно землетрясению.

Жизнь была пуста — за исключением тех двух часов, что она проводила каждый вечер с Ллойдом. Весь день был ожиданием, а последующая ночь — воспоминанием.

Когда она ложилась щекой на подушку — это был Ллойд. Когда она прикладывала к груди полотенце, выходя из ванны, — она прижималась к Ллойду. Когда ей случалось в задумчивости сунуть палец в рот — она думала о Ллойде. Как она могла четыре года не обращать на него внимания? Любовь всей ее жизни появилась перед ней на балу в Тринити, а она заметила лишь, что на нем костюм с чужого плеча! Почему она не обняла его, не поцеловала, не уговорила немедленно пожениться?

Она подозревала, что он всегда это знал. Должно быть, он полюбил ее с самого начала. Он умолял ее расстаться с Малышом. «Бросьте его, — сказал он после того вечера в мюзик-холле «Гэйети», — будьте моей девушкой». А она над ним посмеялась. Но он предвидел истину, когда сама Дейзи еще была слепа.

Однако какая-то интуиция подсказала ей поцеловать его, там, на тротуаре Мэйфэр, в темноте между двумя уличными фонарями. В то время это казалось ей шальной прихотью; но на самом деле это был самый разумный поступок в ее жизни, так как он наверняка закрепил его преданность ей.

И теперь в Ти-Гуине она не желала думать, что случится дальше. Она жила от одного дня до другого, витала в облаках, беспричинно улыбалась. Она получила встревоженное письмо из Буффало, от мамы — та волновалась о ее здоровье и настроении после выкидыша, и Дейзи написала успокаивающий ответ. В конце письма Ольга сообщала разные буффальские новости: Дейв Рузрок умер в Палм-Бич; Маффи Диксон вышла замуж за Филипа Реншоу; жена сенатора Дьюара Роза написала бестселлер «За кулисами Белого дома» с фотографиями, сделанными Вуди. Месяц назад после прочтения всего этого Дейзи страшно потянуло бы домой, но сейчас ей было лишь интересно — и только.

Она только жалела о ребенке, которого потеряла. Боль прошла сразу же, кровотечение прекратилось через неделю, но ее мучило чувство потери. Она больше не плакала, но время от времени замирала, глядя в пустоту, думая, мальчик это был бы или девочка и как бы он выглядел, — а потом с ужасом понимала, что просидела без движения целый час.

Пришла весна, и она в непромокаемых сапогах и плаще стала прогуливаться по обдуваемому ветром склону горы. Иногда, когда она была уверена, что никто, кроме овец, ее не слышит, она изо всех сил кричала: «Я люблю его!»

Ее беспокоила его реакция на ее расспросы о его родителях. Может быть, ей вообще не стоило поднимать эту тему: его все это только расстроило. Но у нее было убедительное оправдание: раньше или позже правда могла выйти наружу, а такие вещи лучше узнавать от того, кто тебя любит. У нее сжималось сердце от его терзаний, и она любила его еще больше.

Потом он сказал ей, что договорился об отпуске. Он собирался поехать на южное побережье в курортный город Борнмут на ежегодную конференцию партии лейбористов, которая должна была состояться во вторые выходные мая, в день, когда в Британии праздновали Уитсан.

Он сказал, что его мама тоже собирается в Борнмут и у него будет возможность расспросить ее о своем происхождении; и Дейзи подумала, что он, похоже, и хочет, и боится этого.

Лоутер, конечно, отказался бы его отпустить, но Ллойд еще в марте, когда его направляли на этот курс, говорил об этом с полковником Эллис-Джонсом, и полковнику то ли сам Ллойд пришелся по душе, то ли он поддерживал партию, то ли и то и другое, но разрешение он дал, и Лоутер запретить поездку уже не мог. Но, конечно, если бы Германия вторглась на территорию Франции, никто никуда поехать не смог бы.

Дейзи почему-то испугала перспектива отъезда Ллойда из Эйбрауэна — если он не будет знать, что она его любит. Она сама не понимала почему, но чувствовала, что должна сказать ему до его отъезда.

Ллойд должен был уехать в среду и вернуться через шесть дней. По совпадению, Малыш сообщил, что приедет ее навестить в среду вечером. Дейзи была рада — хоть сама не могла объяснить почему, — что они не окажутся в Эйбрауэне одновременно.