Кен Фоллетт - Избранные произведения. II том

На верфи появились — по-видимому, из ближайших казарм — морские пехотинцы и начали разворачивать противопожарное снаряжение.

Наконец их моторная лодка подошла к офицерскому причалу. Чак выпрыгнул и быстро зачалился, пока Эдди помогал пассажирам выбраться. Все побежали к машине.

Чак прыгнул на место водителя и завел мотор. В машине автоматически включилось радио, и он услышал, как диктор радио Гонолулу сказал:

— Всем подразделениям армии, флота и морской пехоты немедленно доложить о боевой готовности.

У него самого не было возможности кому-либо о чем-либо доложить, но он был уверен, что в первую очередь получил бы приказ обеспечить безопасность четверых гражданских лиц, порученных его попечению, тем более что среди них были две женщины и один сенатор.

Как только все оказались в машине, он помчался.

Вторая волна налета, похоже, была на исходе. Большинство японских самолетов улетали из бухты. Но Чак все равно гнал машину: могла быть и третья волна.

Главные ворота были открыты. Будь они закрыты, у него возникло бы искушение их снести.

Других машин вокруг не было.

Он несся из порта по шоссе Камехамехи. Он понимал, что чем дальше они окажутся от Перл-Харбор, тем безопаснее будет его семье.

Потом он увидел одинокий «зеро», летящий к ним.

Самолет летел низко над шоссе, и в следующий миг Чак понял, что он преследует их.

Пушки были у него на крыльях, и оставалась надежда, что машина окажется слишком маленькой мишенью, а вот пулеметы находились рядом по обе стороны двигательного отсека. Из них-то и будет стрелять пилот, если не дурак.

Чак лихорадочно оглядел обе стороны дороги. Спрятаться было негде — ничего, кроме полей сахарного тростника.

Он начал вилять. Приближающийся самолет благоразумно не стал пытаться пикировать. Шоссе было неширокое, и если бы Чак съехал в поле, то скорость машины упала бы до скорости пешехода. Он вдавил педаль газа, понимая, что чем быстрее он едет, тем больше шансов, что в него не попадут.

А потом думать стало поздно. Самолет был уже так близко, что Чак видел в крыльях круглые черные отверстия, из которых стреляли пушки. Но пилот, как он предугадал, начал обстреливать их из пулеметов, и пули взметали пыль на дороге перед ними.

Чак повернул влево, к гребню дороги, потом, вместо того чтобы продолжать движение влево, крутанул руль вправо. Пилот скорректировал прицел. По капоту застучали пули. Разбилось ветровое стекло. Эдди взревел от боли, сзади кто-то из женщин закричал.

И «зеро» улетел.

Машина теперь виляла сама. Должно быть, пуля попала в переднее колесо. Чак боролся с неслушающимся рулем, пытаясь остаться на дороге. Машину повело из стороны в сторону, она заскользила, вырвалась в поле у обочины дороги и остановилась.

Над мотором взвилось пламя, и Чак почувствовал запах бензина.

— Все вон из машины! — заорал он. — Сейчас взорвется бензобак! — Он открыл свою дверь и выскочил. Потом распахнул заднюю дверь, и выпрыгнул отец, вытаскивая за собой маму. Чак увидел, что остальные выбираются с другой стороны. — Бежим! — крикнул он, но это было лишнее. Эдди уже несся в поле тростника, хромая, — видимо, его ранило. Вуди то ли тянул, то ли нес Джоан, которая тоже, казалось, была ранена. Родители метнулись в поле, похоже невредимые. Он последовал за ними. Все пробежали метров сто и бросились на землю.

На миг все замерли. Звук самолетов превратился в отдаленный гул. Взглянув, Чак увидел, что над бухтой на тысячи метров поднимается в воздух жирный дым. Над ним улетали на север последние несколько высотных бомбардировщиков.

Потом раздался такой грохот, что у него чуть не лопнули барабанные перепонки. Даже сквозь закрытые веки он увидел яркую вспышку взорвавшегося бензобака. Над ним прошла волна жара.

Он поднял голову и оглянулся. Машина пылала.

Он вскочил на ноги.

— Мама! Ты в порядке?

— На удивление. Ни единой царапины, — невозмутимо сказала она, вставая с помощью отца.

Оглядев поле, он увидел остальных. Подбежал к Эдди — тот сидел на земле, сжимая бедро.

— Ты ранен?

— Болит адски, — сказал Эдди. — Но крови немного… — Он через силу улыбнулся. — В верхушку ляжки, кажись, но жизненно важные органы не задеты.

— Сейчас отвезем тебя в госпиталь…

То, что Чак услышал потом, было ужасно.

Его брат зарыдал.

Вуди плакал — не как малыш, но как потерянное дитя: громко, взахлеб, не зная утешения.

Чак сразу понял, что это плач разбитого сердца.

Он подбежал к брату. Вуди стоял на коленях, его грудь вздымалась, рот был открыт, из глаз ручьями текли слезы. Его белый льняной костюм был весь в крови, но ранен он не был.

— Нет, нет! — стонал он в промежутках между рыданиями.

Перед ним на земле лицом вверх лежала Джоан.

Чак сразу понял, что она мертва. Ее тело неподвижно застыло, глаза были открыты и глядели в пустоту. Грудь ее хлопкового платья в яркую полоску была залита алой артериальной кровью, которая местами уже темнела. Раны Чак не видел, но догадался, что пуля, должно быть, попала в плечо и задела артерию. Она наверняка умерла от потери крови в считаные минуты.

Он не знал, что сказать.

Остальные подошли и остановились рядом: мама, папа, Эдди. Мама опустилась на колени рядом с Вуди и обняла его.

— Мой бедный мальчик, — сказала она.

Эдди положил руку на плечо Чаку и украдкой сжал.

Папа опустился на колени рядом с телом и взял Вуди за руку.

Его рыдания стали немного тише.

Папа сказал:

— Вуди, закрой ей глаза.

Рука Вуди дрожала. Он сделал усилие и унял дрожь.

Поднес кончики пальцев к ее векам.

Потом, с бесконечной нежностью, он закрыл ей глаза.

В первый день 1942 года Дейзи получила письмо от своего бывшего жениха, Чарли Фаркуарсона.

Она вскрыла конверт во время завтрака, сидя за столом в своем доме на улице Мэйфэр. Она была одна, если не считать престарелого дворецкого, наливавшего ей кофе, и пятнадцатилетней служанки, принесшей с кухни горячие тосты.

Чарли писал не из Буффало, а из Даксфорда, авиационной базы на востоке Англии. Дейзи слышала про это место: это было рядом с Кембриджем, где она познакомилась и со своим мужем Малышом Фицгербертом, и с человеком, которого она любила, Ллойдом Уильямсом.

Ей было приятно получить весточку от Чарли. Конечно, он ее бросил, и тогда она его ненавидела, но это было давным-давно. Сейчас она чувствовала себя совсем другим человеком. В 1935 году она была богатой наследницей по имени мисс Пешкова; сегодня же она — английская аристократка, виконтесса Эйбрауэнская. И все равно ей было приятно, что Чарли о ней помнит. Женщине всегда приятнее, когда о ней помнят, а не забывают.