Кен Фоллетт - Избранные произведения. II том

Чарли писал жирной черной ручкой. Почерк у него был неряшливый, буквы большие и угловатые. Дейзи прочла:

«Прежде всего, конечно, я должен извиниться за то, как я обошелся с тобой тогда в Буффало. Каждый раз, вспоминая об этом, я сгораю от стыда».

«Боже милостивый, — подумала Дейзи, — кажется, он повзрослел».

«Какие мы все были снобы и насколько я был слаб, что дал моей покойной матери запугать меня и заставить вести себя так подло».

А, подумала она, покойной матери! Значит, старая стерва умерла. Может, этим и объясняется такая перемена в нем.

«Я вступил в 133-ю эскадрилью «Игл». Мы летаем на «харрикейнах», но со дня на день ждем «спитфайры».

Было три эскадрильи «Игл», подразделений королевской авиации, состоящих из американских добровольцев. Дейзи была удивлена: она никогда бы не подумала, что Чарли пойдет на войну добровольцем. Когда она с ним познакомилась, его не интересовало ничего, кроме собак и лошадей. Он и в самом деле повзрослел.

«Если ты найдешь в душе силы меня простить или хотя бы не вспоминать прошлое, я буду счастлив тебя увидеть и познакомиться с твоим мужем».

Упоминание о муже было тактичным способом показать, что у него нет романтических намерений, поняла Дейзи.

«В конце следующей недели я получу выходной и буду в Лондоне. Можно ли мне пригласить вас обоих на обед? Пожалуйста, скажи «да».

С самыми наилучшими пожеланиями,

Чарльз Х. Б. Фаркуарсон».

В те выходные Малыша не было дома, но сама Дейзи приняла приглашение. Ей, как и многим женщинам в Лондоне военного времени, страшно не хватало мужского общества, Ллойд уехал в Испанию — и исчез. Он говорил, что будет военным атташе в британском посольстве в Мадриде. Дейзи хотелось, чтобы это было правдой, но она в это не верила. Когда она спросила, зачем правительству посылать здорового и сильного молодого офицера в нейтральную страну заниматься бумажной работой, он стал объяснять, как важно отговорить Испанию от участия в войне на стороне фашистов. Но он говорил это с такой вымученной улыбкой, что ему не удалось обмануть ее. Она боялась, что на самом деле он перешел границу и работает с французским Сопротивлением, и ей снились кошмары, что его поймали и пытают.

Она не видела его больше года. Разлука с ним была подобна ампутации: Дейзи чувствовала ее ежечасно. Но она обрадовалась возможности провести вечер вне дома и в мужской компании, даже если это компания неловкого, необаятельного, страдающего избытком веса Чарли Фаркуарсона.

Чарли заказал столик в зале мясных блюд ресторана при отеле «Савой».

В вестибюле отеля, когда швейцар помогал ей снять норковую шубку, к ней подошел высокий человек в хорошо сидящем смокинге — он показался ей смутно знакомым. Он протянул руку и робко сказал:

— Здравствуй, Дейзи. Как я рад снова тебя видеть!

Лишь услышав его голос, она поняла, что это Чарли.

— Боже милостивый! — сказала она. — Как ты изменился!

— Я немного сбавил вес, — признал он.

— Еще как! — Фунтов сорок-пятьдесят [36] Двадцать — двадцать пять килограммов. , подумала она. И от этого выглядел намного лучше. Лицо его теперь казалось не уродливым, а словно грубо высеченным из камня.

— Ну а ты совсем не изменилась, — сказал он, оглядывая ее с головы до ног.

С одеждой ей пришлось постараться. Она много лет не покупала ничего нового из-за режима военной экономии, но ради сегодняшнего вечера она извлекла на свет сапфирово-синее шелковое вечернее платье со спущенной линией плеч от Ланвен, купленное во время последней довоенной поездки в Париж.

— Через пару месяцев мне будет двадцать шесть лет, — сказала она. — Не верится, что я выгляжу как в восемнадцать.

Он бросил взгляд на ее декольте, покраснел и сказал:

— Поверь, именно так ты и выглядишь.

Они вошли в ресторан и сели за столик.

— Я боялся, что ты не придешь, — сказал он.

— У меня остановились часы. Прости, что опоздала.

— Всего на двадцать минут. Я бы подождал и час.

Официант спросил, не желают ли они заказать напитки.

— Это одно из немногих мест в Лондоне, где можно выпить приличного мартини, — заметила Дейзи.

— Два мартини, пожалуйста, — сказал Чарли.

— Мне, пожалуйста, безо льда, с оливкой.

— Мне тоже.

Она изучала его и удивлялась произошедшим в нем переменам. Его прежняя неуклюжесть уменьшилась до обаятельной робости. Его все еще трудно было представить пилотом истребителя, сбивающим немецкие самолеты. Однако бомбежки Лондона прекратились полгода назад, и воздушные бои в небе над югом Англии больше не шли.

— А что за полеты вы совершаете? — спросила она.

— Обычно — дневные операции «серкус» на севере Франции.

— А что такое «операция «серкус»?

— Это налет бомбардировщиков в сопровождении значительного количества истребителей с главной целью — навязать вражеским самолетам бой с численно превосходящими силами.

— Ненавижу бомбардировщики, — сказала Дейзи. — Мне пришлось пережить налеты на Лондон.

Он удивился.

— Я думал, тебе бы хотелось, чтобы немцы сами испытали это на своей шкуре.

— Ничего подобного. — Дейзи много думала об этом. — Мне плакать хочется обо всех ни в чем не повинных женщинах и детях, сгоревших и искалеченных в Лондоне, — но ничуть не легче от мысли, что немецкие женщины и дети страдают точно так же.

— Никогда не смотрел на это с такой точки зрения.

Они заказали обед. Из-за мер военного времени они должны были ограничиться тремя блюдами, и не больше чем на пять шиллингов для каждого. Из-за режима экономии в меню были введены специальные блюда — такие, как «эрзац-утка» на основе свиной колбасы и вултонский пирог, вообще не содержащий мяса.

— Не могу выразить, — сказал Чарли, — как же приятно слышать настоящую американскую речь. Мне нравятся английские девушки, я даже с одной встречался, но так не хватает звука американских голосов.

— Мне тоже, — сказала она. — Теперь мой дом здесь, и я даже не думаю когда-нибудь вернуться, но я тебя прекрасно понимаю.

— Жаль, что мне не удалось встретиться с виконтом Эйбрауэнским.

— Он, как и ты, в авиации. Обучает летчиков. Иногда он приезжает домой, но в эти выходные его нет.

Дейзи снова спала с Малышом, когда он время от времени бывал дома. Поймав его с теми ужасными олдгейтскими женщинами, она поклялась, что никогда не ляжет с ним в постель, но он проявил настойчивость. Он сказал, что, когда воины возвращаются домой, им нужно утешение, и пообещал никогда больше не бывать у проституток. Она не особенно поверила его обещаниям, но все-таки уступила, хоть и вопреки своему желанию. «В конце концов, я же вышла за него замуж, чтобы быть с ним и в радости и в горе», — сказала она себе.