Кен Фоллетт - Избранные произведения. II том

Когда оргазм прошел, она продолжала целовать его член, пока он не расслабился. Потом она нежно убрала его и встала.

— Это было восхитительно, — прошептала она. — Спасибо.

Это он собирался ее благодарить. Но вместо этого он обнял ее и притянул к себе. Он был так благодарен ей, просто до слез. Он сам не понимал, как была необходима ему сегодня вечером женская ласка. Словно какая-то тень, лежавшая на его жизни, исчезла.

— Я не могу выразить, — начал он, но не мог найти слов, чтобы объяснить, как много это для него значило.

— Тогда не надо, — сказала она. — Я сама знаю. Я чувствовала.

Они пошли к дому, где она жила. У дверей он сказал:

— Может быть, мы…

Но она приложила палец к его губам, заставляя замолчать.

— Иди и возвращайся с победой, — сказала она.

И вошла в дом.

В последнее время Дейзи, отправляясь на воскресную службу — что случалось теперь часто, — избегала элитарных церквей Вест-Энда, прихожане которых ее презирали, предпочитая подъезжать на метро и посещать олдгейтский Дом молитвы «Голгофа». Различия вероучений были значительны, но для нее это не имело значения. А пели в Ист-Энде лучше.

Они с Ллойдом приехали по отдельности. В Олдгейте знали, кто она такая, и им нравилось, что вместе с ними на дешевой скамье сидит мятежная аристократка; но слишком большим испытанием для их терпимости было бы, если бы замужняя, но расставшаяся с мужем женщина вошла в их церковь рука об руку со своим любовником. Брат Этель, Билли, говорил: «Иисус не стал осуждать грешницу за измену, но он же велел ей больше не грешить!»

Пока продолжалась служба, она думала о Малыше. Действительно ли он согласен пойти с ней на мировую или это была минутная слабость по пьяному делу? Малыш даже попрощался с Ллойдом за руку. Ведь это должно было означать прощение. Но она твердила себе, что не следует слишком надеяться. Она не знала человека более самовлюбленного, чем Малыш, ни его собственный отец, ни ее братец Грег не шли с ним в сравнение!

После церкви Дейзи часто приходила к Леквизам на воскресный обед, но сегодня она, оставив Ллойда на попечение родных, поспешила распрощаться.

Она вернулась в Вест-Энд и постучала в дверь дома своего мужа на Мэйфэр. Дворецкий проводил ее в утреннюю столовую.

Малыш встретил ее воплем.

— Это что за дрянь? — взревел он и швырнул ей в лицо газету.

Она много раз видела его в этом настроении и не боялась его. Однажды он замахнулся, чтобы ее ударить. Тогда она схватила тяжелый подсвечник и сказала:

— Только посмей, мразь!

Больше это не повторялось.

Она не испугалась, но расстроилась. Он ведь был в таком хорошем расположении духа прошлым вечером. Но, возможно, он еще прислушается к голосу разума?

— Что тебя так рассердило? — спокойно спросила она.

— Да ты взгляни на эту паршивую газетенку!

Она нагнулась и подняла газету. Это была сегодняшняя «Сандей Миррор», популярная малоформатная газетка левых. На первой странице красовалось фото Счастливчика, нового коня Малыша. Заголовок гласил:

КОНЬ СЧАСТЛИВЧИК –

СТОИТ СТОЛЬКО ЖЕ,

СКОЛЬКО 28 ШАХТЕРОВ

Сообщение о бьющем все рекорды приобретении Малыша появилось вчера в прессе, но сегодня «Миррор» выступила со своей скандальной полемической статьей, заявляя, что цена лошади, 8400 фунтов, была ровно такой же, как помноженная на 28 стандартная компенсация в 300 фунтов, которую получали вдовы шахтеров, погибших в результате несчастного случая.

А ведь Фицгерберты создали свое состояние на угольных шахтах.

— Отец в ярости, — сказал Малыш. — Он рассчитывал занять пост министра иностранных дел в послевоенном правительстве. А из-за этой статьи вполне может лишиться шансов!

Дейзи взвилась:

— Малыш, будь так добр, объясни, почему это — моя вина?

— А ты посмотри, кто эту дрянь написал!

Дейзи посмотрела.

«Билли Уильямс, член парламента от Эйбрауэна».

— Дядя твоего дружка! — сказал Малыш.

— Ты полагаешь, что, прежде чем написать какую-нибудь статью, он советуется со мной?

Он потряс пальцем у нее перед носом.

— По каким-то причинам эта семья нас ненавидит!

— Они считают несправедливым, что у тебя столько денег, нажитых на добыче угля, когда сами шахтеры последний хрен без соли доедают. Ты же понимаешь, сейчас война.

— Ты сама живешь на деньги, полученные в наследство, — сказал он. — И что-то я не заметил экономии, приличествующей для военного времени, у тебя на Пиккадилли вчера вечером.

— Ты прав, — сказала она. — Но вчерашняя вечеринка была для военных. А ты отдал целое состояние за лошадь.

— Это мои деньги!

— Но получил ты их на добыче угля.

— Ты провела столько времени в постели с этим ублюдком Уильямсом, что и сама стала чертовой коммунисткой!

— И это еще одна причина для развода. Малыш, ну неужели ты вправду хочешь, чтобы я оставалась твоей женой? Ты ведь можешь найти ту, что действительно тебе подойдет. Для половины всех лондонских девчонок стать виконтессой Эйбрауэнской было бы пределом мечтаний.

— Я не сделаю ничего, что оказалось бы на руку этой чертовой семейке Уильямсов. Кстати, я вчера слышал, что твой дружок метит в члены парламента.

— И из него получится прекрасный парламентарий!

— Ни хрена у него не получится с тобой на хвосте. Его вообще не изберут, он же — чертов социалист. А ты была в партии фашистов!

— Я думала об этом. Я понимаю, что это представляет собой некоторое затруднение…

— Затруднение? Да это — непреодолимое препятствие. Вот посмотришь, как раздуют эту историю газеты! Ты будешь распята, как сегодня — я.

— Я так понимаю, что именно ты напишешь об этом в «Дейли мейл»?

— Мне и не придется, это сделают его противники. Запомни мои слова. Будешь рядом с Ллойдом Уильямсом — у него нет ни единого, самого задрипанного, шанса.

В течение первых пяти дней июня лейтенант Вуди Дьюар со своим взводом воздушных десантников — и еще около тысячи таких же — находился на уединенном аэродроме где-то к северо-востоку от Лондона. Авиационный ангар переоборудовали в огромную спальню с сотнями коек, расположенных длинными рядами. Пока они ждали, для развлечения у них было кино и джазовые пластинки.

Целью их была Нормандия. Союзники с помощью тщательно разработанного плана мероприятий по введению противника в заблуждение пытались создать у германского высшего командования впечатление, что район высадки — в двухстах милях к северо-востоку от Кале. Если немцев удастся обмануть, наступающие войска ждет относительно слабое сопротивление, во всяком случае в первые несколько часов.

Первой волной должен был стать воздушный десант, в середине ночи. Второй волной должны были идти главные силы, 130 тысяч человек на борту флотилии из пяти тысяч судов, — с рассветом они высадятся на побережье Нормандии. К тому времени воздушный десант уже должен будет разрушить укрепленные пункты в глубине района и взять под контроль основные транспортные узлы.