Кен Фоллетт - Избранные произведения. II том

Однажды поздно вечером Ллойд сидел в пижаме, пытаясь убаюкать капризничавшую Еву и в то же время пролистывая журнал «Лайф». Он заметил потрясающую фотографию, снятую в Москве. На ней была русская старушка в платке и в пальто, перевязанном шнурком, как перевязывают посылки; ее старое лицо избороздили морщины; она убирала снег на улице. И свет падал так, что возникало ощущение, что время над нею не властно и она была здесь тысячу лет. Он поискал фамилию фотографа — и увидел, что это Вуди Дьюар, с которым он встречался на конференции.

Зазвонил телефон. Ллойд взял трубку и услышал голос Эрни Бевина.

— Включи радио, — сказал Бевин, — Маршалл произносит речь, — и положил трубку, не дожидаясь ответа.

Ллойд спустился в гостиную, все еще держа на руках Еву, и включил радио. Передача называлась «Американ комментари». Корреспондент Би-би-си из Вашингтона Леонард Майэл вел репортаж из Гарвардского университета в Кэмбридже, Массачусетс.

— Госсекретарь сказал выпускникам, что восстановление Европы займет больше времени и потребует больших усилий, чем предполагалось ранее, — произнес Майэл.

Звучит многообещающе, с волнением подумал Ллойд.

— Тише, Ева, ну пожалуйста, — сказал он, и она — в виде исключения — затихла.

Тогда Ллойд услышал тихий, рассудительный голос Джорджа Маршалла.

— На ближайшие три-четыре года потребности Европы в иностранных поставках пищи и других необходимых продуктах — прежде всего из Америки — настолько превышают ее текущие возможности платить, что ей необходимо получать существенную дополнительную помощь… или ей придется столкнуться с ухудшением экономической, социальной и политической ситуации до крайне тяжелой степени.

Ллойд взволновался. «Существенная дополнительная помощь» — именно то, о чем просил Бевин.

— И путь решения проблемы — в том, чтобы разорвать порочный круг и восстановить уверенность европейцев в экономическом будущем, — сказал Маршалл. — Соединенные Штаты должны сделать все, что в их силах, чтобы помочь вернуть миру экономическое здоровье.

— Он это сделал! — торжествующе сказал Ллойд своей ничего не понимающей малютке-дочери. — Он сказал Америке, что надо оказать нам помощь! Но сколько? И как, и когда?

Голос сменился, и репортер сказал:

— Госсекретарь не представил подробного плана помощи Европе, а сказал, что черновик программы составят сами европейцы.

— Это что, означает, что мы получили карт-бланш? — восторженно спросил Ллойд у дочки.

Снова зазвучал голос Маршалла и произнес:

— Инициатива, я полагаю, должна исходить от Европы.

Передача закончилась, и снова зазвонил телефон.

— Ты слышал? — спросил Бевин.

— Что это значит?

— Не спрашивай! — сказал Бевин. — Если задавать вопросы, можно получить ответы, которые тебе не понравятся.

— Ладно, — озадаченно сказал Ллойд.

— Неважно, что он имел в виду. Вопрос в том, что мы будем делать. Инициатива должна исходить от Европы, сказал он. Это подразумевает меня и тебя.

— Что я могу сделать?

— Собирай вещи, — сказал Бевин. — Мы возвращаемся в Париж.

Володя находился в Праге с делегацией Красной Армии, ведущей переговоры с чешскими военными.

Они размещались в роскошном отеле «Империал», выполненном в стиле ар-деко.

Шел снег.

Володя скучал по Зое и маленькому Коте. Сыну было уже два года, и он учил новые слова с удивительной легкостью. Ребенок менялся так быстро, что каждый день он казался не похожим на самого себя вчера. А Зоя опять была беременна. Володя досадовал на необходимость провести две недели вдали от семьи. Большинство людей в этой группе видели в поездке возможность отдохнуть от своих жен, выпить побольше водки — а может быть, и повеселиться с незамужними женщинами. Володя же хотел только домой.

Переговоры военных действительно шли, но Володино в них участие было прикрытием для его настоящего задания, состоявшего в том, чтобы сообщать о деятельности в Праге неуклюжей советской тайной полиции, вечного соперника красноармейской разведки.

Сейчас Володя выполнял свою работу без особого рвения. Все, во что он когда-то верил, теперь пошло прахом. У него больше не было веры в Сталина, коммунизм и в исконную доброту русского народа. Даже его отец был ему не отец. Он сбежал бы на Запад, если бы смог найти способ забрать с собой туда Зою с Котей.

Однако это задание в Праге было ему по душе. Сейчас ему выпала редкая возможность делать что-то, что он считал правильным.

Две недели назад чешская коммунистическая партия полностью захватила власть в правительстве, вытеснив представителей других партий коалиции. Министр иностранных дел Ян Масарик, герой войны, демократ и антикоммунист, оказался под арестом в своей официальной резиденции, на верхнем этаже Чернинского дворца. За этим переворотом, без сомнения, стояла тайная полиция Советского Союза. На самом деле муж Володиной сестры, полковник Илья Дворкин, тоже был в Праге и жил в той же гостинице — и практически наверняка имел к этому отношение.

Начальник Володи, генерал Лемитов, считал этот переворот катастрофой для СССР в области отношений с международным сообществом. Масарик представил всему миру доказательство, что, даже находясь в тени СССР, восточноевропейские страны могут быть свободными и независимыми. Он дал возможность Чехословакии при коммунистическом правительстве, состоящем в дружеских отношениях с Советским Союзом, в то же время носить одежды буржуазной демократии. Это было отличное урегулирование, так как давало Советскому Союзу все, что ему было нужно, — и в то же время удовлетворяло американцев. Но теперь равновесие было нарушено.

Однако Илья ликовал.

— Буржуазные партии сокрушены! — сказал он Володе вечером в гостиничном баре.

— А ты знаешь, что происходит в американском сенате? — мягко спросил Володя. — Ванденберг, этот старый изоляционист, произнес в защиту плана Маршалла речь на час двадцать минут — и ему устроили овации!

Смутные идеи Джорджа Маршалла превратилась в план — в основном благодаря лисьей хитрости британского министра иностранных дел Эрни Бевина. По Володиному мнению, Бевин относился к самой опасной разновидности антикоммунистов: социал-демократ из рабочего класса. Несмотря на свою тучность, он действовал быстро. С молниеносной скоростью он собрал в Париже конференцию, с энтузиазмом принявшую гарвардскую речь Джорджа Маршалла.

От шпионов в Министерстве иностранных дел Володя знал, что Бевин намерен применить к Германии план Маршалла без участия России. И Сталин сразу попался в ловушку Бевина, потребовав от восточноевропейских стран, чтобы они отвергли план помощи Маршалла.