Кен Фоллетт - Избранные произведения. II том

— Бобби не упустит свой шанс, когда закулисные политические деятели не смогут игнорировать его.

— Ты не говорил с ним об этом? — Уилсон делал вид, что сомневается. — Ты не слышал, как он говорил, что люди будут считать его эгоистом и честолюбивым, если он выставит свою кандидатуру против однопартийца?

— Многие видят в нем естественного преемника брата.

— Когда он выступал в Бруклинском колледже, студенты подняли плакат с надписью «Ястреб, голубь или цыпленок?».

Эта насмешка тогда больно задела Бобби и расстроила Джорджа. Но сейчас Джордж пытался выставить ее в оптимистическом свете.

— Это значит, они хотят, чтобы он выставил свою кандидатуру, — сказал он. — Они понимают, что он — единственный претендент, который может объединить стариков и молодежь, негров и белых, богатых и бедных и собрать вместе тех, кто выступает против войны, и дать неграм то, что они заслуживают.

Губы Уилсона скривились в усмешке, но прежде, чем он успел высмеять Джорджа, вошел Бобби, и все сели завтракать.

Отношение Джорджа к Линдону Джонсону резко изменилось. Джонсон хорошо начал: он добился принятия Закона о гражданских правах 1964 года и Закона 1965 года о предоставлении избирательных прав, выдвинул программу, включающую «Войну с бедностью». Но Джонсон не разбирался во внешней политике, как утверждал отец Джорджа — Грег. Единственно, чего он добивался, — это показать: он не тот президент, который отдал Вьетнам коммунистам. В результате он безнадежно увяз в грязной войне и бессовестно обманывал американский народ в том, что он выигрывает ее.

Смысл слов также изменился. Когда Джордж был молод, слово «черный» считалось вульгарным, «цветной» — более тактичным, а «негр» — вежливым. Это слово употребляла либеральная «Нью-Йорк таймс» и писала его с большой буквы, как, например, еврей. Сейчас слово «негр» считалось снисходительным, а «цветной» — уклончивым, и все говорили «чернокожие»: «община чернокожих», «гордость чернокожих» и даже «власть чернокожих». Говорили, что чернокожий — это красиво. Джордж не был уверен, менялась ли суть от употребления того или иного слова.

За завтраком он мало что успел съесть: он записывал для пресс-релиза вопросы журналистов и ответы Бобби.

Один из журналистов спросил:

— Как вы относитесь к давлению со стороны тех, кто хочет, чтобы вы выставили свою кандидатуру на пост президента?

Джордж оторвал глаза от блокнота и увидел, что Бобби иронично улыбнулся, сказав:

— Плохо, плохо.

Джордж напрягся. Бобби иногда бывает чересчур откровенен.

Тот же журналист опять спросил:

— Что вы думаете о кампании сенатора Маккарти?

Он говорил не о пресловутом сенаторе Джозефе Маккарти, выступившем за преследования коммунистов в 1950-х годах, а о Юджине Маккарти, поэте и политике, который придерживался совершенно противоположных либеральных взглядов. Два месяца назад Джин Маккарти, выступавший с антивоенных позиций, заявил о намерении выставить свою кандидатуру от демократической партии против Джонсона. Но пресса уже списала его со счетов.

Сейчас на вопрос журналиста Бобби ответил:

— Думаю, кампания Маккарти поможет Джонсону. — Бобби упорно не называл Линдона президентом. Друг Джорджа — Скип Дикерсон, работавший у Джонсона, выходил из себя из-за этого.

— Ну а вы будете выставлять свою кандидатуру?

Бобби мог многими способами уйти от ответа на этот вопрос, но сегодня он не воспользовался ни одним из них.

— Нет, — сказал он.

Джордж бросил карандаш. Что это еще значит?

Бобби добавил:

— Ни при каких мыслимых обстоятельствах я не собираюсь выдвигать свою кандидатуру.

Джордж хотел спросить: «Тогда какого хрена мы все здесь делаем?»

Он заметил, что Деннис Уилсон ехидно улыбается.

Его подмывало встать и уйти. Но он был слишком вежливым. Он остался сидеть на своем месте и делать записи, пока не кончился завтрак.

В офисе Бобби на Капитолийском холме он подготовил пресс-релиз, работая не покладая рук. Слова Бобби он изложил иначе: «Ни при каких предвиденных обстоятельствах я не собираюсь выдвигать свою кандидатуру». Но разница в этом была небольшая.

В тот день три сотрудника аппарата Бобби подали заявления об уходе. Они переехали в Вашингтон не для того, чтобы работать у малозначащего сенатора.

Джордж тоже рассердился настолько, что готов был уйти, но он держал язык за зубами. Он хотел подумать. И поговорить с Вериной.

Она приехала в Вашингтон и, как всегда, остановилась в его квартире. Теперь у нее был свой шкаф в спальне, где она держала теплую одежду, которую не носила в Атланте.

В тот вечер она была расстроена до слез.

— Он всё, что у нас есть, — сказала она. — Ты знаешь, какие наши потери во Вьетнаме в прошлом году?

— Конечно, знаю. Восемьдесят тысяч. Я включил эти данные в речь Бобби, но он опустил эту часть.

— Восемьдесят тысяч убитыми, ранеными и пропавшими без вести. Это ужасно. И сейчас потери будут расти.

— Безусловно, их число будет больше, — согласился Джордж. — Бобби упустил шанс стать великим. Но почему? Почему он так поступил? Я слишком рассердился на него, чтобы говорить с ним, но я думаю, сам он прекрасно знает свои мотивы. Он задает себе вопрос, хочет ли он этого ради своей страны или только для себя. Его мучают такие вопросы.

— Мартина тоже, сказала Верина. — Он спрашивает себя, его ли вина в беспорядках, произошедших в районах бедноты.

— Но доктор Кинг остается один на один со своими сомнениями. Иначе лидеру нельзя.

— Ты думаешь, Бобби обдуманно сделал это заявление?

— Нет, поддавшись порыву, я убежден. Это одна из причин, по которой ему становится трудно работать.

— Что ты будешь делать?

— Возможно, уйду с работы. Я не перестаю думать об этом.

Они начали переодеваться, чтобы пойти куда-нибудь, где можно поужинать в спокойной обстановке, и в то же время прислушивались, какие новости передают по телевидению. Надев широкий галстук с яркими полосками, Джордж не спускал глаз с отражения Верины в зеркале, когда она надевала нижнее белье. Ее тело изменилось за пять лет, прошедших с того времени, как он впервые увидел ее обнаженной. В этом году ей исполнится двадцать девять лет, и в ней пропало очарование длинноногого жеребенка. Она обрела уравновешенность и грацию. Джордж подумал, что ее зрелость только добавила ей красоты. Она отрастила копну волос по моде, называвшейся «естественной», что каким-то образом подчеркивало живость ее зеленых глаз.

Сейчас она сидела перед зеркалом и подводила глаза.

— Если ты уйдешь от Бобби, ты мог бы приехать в Атланту и работать у Мартина, — предложила она.

— Нет, — сказал Джордж. — Мартин добивается решения одной проблемы. Демонстранты протестуют, а мир изменяют политики,