Кен Фоллетт - Избранные произведения. I том

— А что здесь плохого? — спросила она.

— Они уверены, что женщине подобает покорность.

— В Париже тоже любят покорных женщин, но не прогоняют покупательниц. Если у женщины есть деньги и она хочет купить какой-то товар, сделка состоится.

— Тут не Париж.

Это я заметила, подумала Сильви.

Гийом охотно согласился ей помочь. Он отменил занятия с учениками и повел девушку к печатнику, которого знал лично. Она не вмешивалась в их беседу, молча стояла рядом и слушала.

Ей требовались два вида Библий — дешевые книги, доступные едва ли не каждому, и дорогие, на особой бумаге и в особом переплете, для толстосумов. Гийом отчаянно торговался, отстаивая ее интересы, и в итоге Сильви добилась цены, которую могла легко утроить в Париже. Она приобрела сотню дорогих Библий и тысячу книг в дешевом издании.

В той же самой лавке она приметила Псалтырь в переводе французского поэта Клемана Маро. От восторга девушка едва не захлопала в ладоши. Эта книга отлично расходилась у ее отца, а значит, она запросто ее продаст дома. Сильви купила пятьсот книг.

Почти не веря собственным глазам, она наблюдала, как ящики с книгами выносят со склада в задней части лавки. Конечно, до благополучного исхода путешествия было еще далеко, но пока она достигла всего, чего хотела. Она не пожелала пожертвовать своей высокой целью — и оказалась права. Эти книги прольют свет истинного вероучения в сердца тысяч людей. А также прокормят ее саму и ее матушку целый год, если не дольше. Победа!

Хотя — сперва нужно доставить их в Париж, и тут не обойтись без хитрости.

Сильви закупила вдобавок сотню стопок бумаги, которой намеревалась торговать в лавке на рю де ла Серпан. По ее настоянию Гийом попросил печатника уложить книги в ящики с бумагой, в самый низ, чтобы, если какой-либо ящик откроют в поисках запрещенных сочинений, ничего крамольного при первом взгляде не обнаружили. А еще по просьбе Сильви на всех ящиках написали по-итальянски: «Карта ди Фабриано». Этот город в Италии славился по всей Европе своей отменной бумагой. Конечно, тщательного досмотра такая маскировка не выдержит, но беглую проверку вполне способна пройти.

Тем вечером Гийом позвал ее на ужин в дом своих родителей.

Сильви не могла отвергнуть приглашение: Гийом проявил немалое участие, и без его помощи она вряд ли бы справилась. Но ей было неловко. Она помнила, что когда-то он питал к ней нежные чувства и покинул Париж весьма внезапно, когда стало известно о помолвке Сильви с Пьером. Эти чувства, по всей видимости, вернулись при встрече — или, возможно, он бережно хранил их все минувшие месяцы.

Гийом был единственным ребенком в семье, и родители в нем души не чаяли. Они встретили гостью радушно, окружили добротой, тем более что чувства сына к этой гостье им явно были известны. Сильви пришлось снова рассказывать о мученичестве своего отца и о том, как они с матерью сумели наладить разрушенную жизнь. Отец Гийома, ювелир, расхваливал Сильви так, словно та уже стала его снохой. Мать Гийома восхищалась ее мужеством, но в ее взгляде читалась печаль: она сознавала, что ее сын не смог пленить сердце Сильви, — и готова была с этим смириться.

Они пригласили девушку поселиться у них, но Сильви отказалась, не желая потворствовать пустым чаяниям.

Ночью она размышляла, почему не полюбила Гийома. У них двоих много общего: оба из преуспевающих торговых семейств, оба привержены распространению истинного вероучения, оба познали невзгоды и тяготы длительных странствий, сталкивались с опасностями и видели насилие. И все же она, Сильви, предпочла храброму, умному и достойному мужчине велеречивого щеголя и лжеца. Может, в ней самой скрыт некий порок? Может, ей попросту не суждено познать любовь и семейную жизнь?

На следующий день Гийом отвел девушку в порт и познакомил со шкипером, которому, как он полагал, можно доверять. Тот ходил с Гиоймом в одну церковь, как и его жена с детьми. Сильви решила, что доверять ему, конечно, можно, но не больше, чем любому другому мужчине.

Ей теперь принадлежал немалый груз, который было бы непросто доставлять повозками по сельским дорогам, а потому в Париж придется возвращаться по воде. Судно знакомца Гийома довезет ее по реке до Марселя, там книги перегрузят на морской корабль, идущий в Руан, город на северном побережье Франции. А из Руана она двинется в Париж, тоже по воде.

Ящики с бумагой и книгами погрузили на следующий день, а утром нового дня Гийом проводил Сильви на борт. Ей было по-прежнему неловко принимать от него столько помощи, не имея возможности отблагодарить его так, как ему хотелось. Она твердила себе, что Гийом вызвался добровольцем, никто его не заставлял и не соблазнял, но все равно ощущала себя виноватой.

— Напишите мне, когда продадите все книги, — сказал он. — Просто укажите, что вам нужно, и я сам доставлю в Париж следующую партию.

Гийом в Париже был Сильви ни к чему. Он наверняка примется настойчиво ухаживать за нею, и избавиться от назойливого кавалера будет не так-то легко. Словно наяву, перед мысленным взором возникла эта малоприятная картина, но все же не следовало отклонять столь щедрое предложение. Ведь так она получит новые книги без необходимости вновь отправляться в долгое и опасное путешествие.

Так что, согласиться или нет? Сильви прекрасно понимала, что именно движет Гийомом. Если бы речь шла о ней одной, стоило бы отказаться. Но у них двоих общий святой долг.

— Отличная мысль! — ответила девушка. — Я непременно напишу.

— Буду ждать вашего письма, — пообещал Гийом. — И молиться, чтобы оно пришло поскорее.

— Прощайте, Гийом, — только и сказала Сильви.

Элисон боялась, что король Франциск умрет. Тогда Мария станет вдовой и бывшей королевой, а она сама, Элисон, сделается всего-навсего подружкой бывшей королевы. Это несправедливо, черт подери!

Из-за болезни Франциска все пребывали в подавленном настроении. Смерть государя всегда и везде становилась причиной внутренних неурядиц. Случись Франциску умереть, братья де Гиз снова начнут спорить за первенство с Бурбонами и Монморанси, истинной религии снова выпадет сражаться с ересью, а могущество и богатство снова достанутся тем, кто в итоге окажется проворнее и будет биться упорнее и свирепее.

Когда Франциску стало хуже, Элисон призвала к себе королева Екатерина.

— Передай весточку своему приятелю Пьеру, — сказала королева-мать, облаченная в великолепное черное шелковое платье, усыпанное драгоценными каменьями.

Обладавшая женским чутьем, как это принято называть, Екатерина, судя по всему, догадалась о том, что Элисон неравнодушна к Пьеру Оману. Кроме того, королеве-матери исправно докладывали все сплетни, ходившие при дворе, так что она, должно быть, знала, что Пьер женат.