Кузьма Абрамов - Степан Эрьзя

Небольшой по теперешним временам участок за домом являлся для них единственным источником существования. Отец часто болел, поэтому и поехал на время к дочери. Прежде чем приняться за работу, Степан наточил топор, который оказался совсем тупым и зазубренным. Затем поднялся на гору, где рос низкий карликовый кустарник выродившегося леса, нарубил с десяток кольев. Уже позднее, обтесывая их на огороде, он промахнулся и рассек себе ботинок и ногу. Елена с матерью работали здесь же: сажали овощи. В первую минуту они обе растерялись, не зная, что делать, но Степан, знаток анатомии, быстро нащупал пальцами сосуд в области голени и плотно прижал его, а мать головным платком перевязала рану.

— Надо сейчас же в больницу, — сказала она.

— Ни черта не будет, — возразил Степан. — Без врачей заживет.

Елена проводила его к дому и усадила на ступеньках крыльца.

— Как же я теперь навещу Волнухина? — беспокоился он. — И проводить не смогу. На днях он должен отправиться во Владикавказ.

— Он поправился и может уехать без твоей помощи. Ты лучше подумай о своей ноге, — сказала Елена, присаживаясь с ним рядом. — И угораздило же тебя так наточить топор.

— А ты думаешь, тупым топором можно работать? — раздраженно спросил он и крикнул: — Иди помогай матери, чего тут расселась?

Он частенько бывал с ней груб, особенно, когда у него что-нибудь не ладилось. А она словно бы не замечала этой грубости. На него нельзя было сердиться — любая вспышка продолжалась не более минуты. Иногда раскричится так, что весь побагровеет, и почти тут же назовет ее милой Леночкой.

Беспокойство о Волнухине не оставляло Степана и в последующие дни. Он не находил себе места и, видя это, Елена собралась в Новороссийск. За день она не могла обернуться туда и обратно, вернулась на другой день, принеся с собой нерадостные вести. Оказывается, Волнухин все это время лежал в сарае, где были сложены ящики со скульптурами и мрамор, один, с высокой температурой.

— Куда же, черт возьми, подевались его почитатели?! Почему они его оставили одного? — кричал Степан, мечась по дому, бессильный что-либо предпринять.

Он порывался сейчас же отправиться в Новороссийск. Елена еле уговорила его подождать хотя бы утра, завтра она снова пойдет с ним, а сегодня уже не может — устала.

С первыми отблесками зари они тронулись в нелегкий путь. Степан шел, опираясь на толстую палку. За пять дней рана успела затянуться, а от долгой ходьбы снова открылась. Когда, присев отдохнуть, он снял ботинок, повязка оказалась вся мокрая от крови. Раненую ногу он больше не обувал до самого Новороссийска. Елена понимала, что его положение не лучше волнухинского, но молчала. Скажи ему сейчас хоть слово, раскричится и назовет ее бездушной...

Волнухина они нашли очень в тяжелом состоянии. Он лежал прямо на ящиках, подстелив под себя тулуп. Увидев Степана, стал жаловаться, что все его бросили и он никому не нужен.

— А где твои поклонники, которые таскали тебя по банкетам? — сказал Степан, опускаясь на мраморную глыбу.

Елена встала перед ним на колени и принялась разматывать запылившийся бинт, намереваясь перевязать ногу заново.

— Что у тебя с ногой? — спросил Волнухин.

— Ты не ответил на мой вопрос. Куда, говорю, подевались твои поклонники? Почему они оставили тебя одного?

— Откуда им знать, что я болен. Я пришел сюда ночевать, а утром почувствовал себя плохо. Ты, Эрьзя, хорошо сделал, что отказался от этой суеты. У меня не хватило смелости, и вот результат — опять заболел...

Перевязав Степану ногу, Елена отправилась за врачом.

Больничный врач, в армейском галифе и вельветовой толстовке, оказался очень любезным и согласился пойти к больному. Елена попросила его захватить с собой бинт и что-нибудь для промывки раны, объяснив, что ее муж сильно поранил ногу.

— Оказывается, на ваших прелестных руках двое больных мужчин. И как же вы с ними справляетесь? — с улыбкой спросил он.

Но ей сейчас было не до улыбок. Готовая в любую минуту расплакаться, она еле сдерживалась, чтобы не показаться слабой...

Осмотрев Волнухина, врач объявил, что больному нужен покой, хорошее питание и уход.

— О дальнейшем путешествии и не думайте, если хотите остаться в живых, — посоветовал он и принялся осматривать ногу Степана.

Промыв и перевязав рану, он сказал, что пока лучше не ступать на ногу.

— А как же я дойду до Геленджика?

— Ну что за люди! Всем необходимо куда-то ехать или идти, — засмеялся врач. — И все-таки вам придется задержаться в Новороссийске, — оглядев сарай, он поинтересовался, что они вообще здесь делают, в этом заброшенном помещении.

— Мы — художники, — ответил Степан. Давайте познакомимся. Сейчас вы пользовали скульптора Волнухина. А я — Эрьзя. Что-нибудь слышали о нас?

От удивления врач не знал, что сказать.

— Как же, как же, я слышал, что в Новороссийск приехали какие-то знаменитые художники, — наконец выговорил он. — Так, значит, это вы и есть?

— Должно быть, мы и есть, любезный. Спасибо, что не отказали в помощи, — поблагодарил Степан. — А в Геленджик нам все же надо добраться.

— Знаете что, я вам помогу. У нас при больнице есть лошадь. Я прикажу, и вас всех доставят в Геленджик, — врач побыл с ними еще немного и ушел, пообещав завтра утром прислать подводу.

— Как же я поеду с вами в Геленджик, мне нужно во Владикавказ? — почти простонал Волнухин. — Ты меня, Эрьзя, этак увезешь в самую Туретчину.

Степан принялся успокаивать скульптора: какая разница, откуда он отправится в свой Владикавказ — из Геленджика или из Новороссийска? Сначала ему надо. поправиться. Елена где-то раздобыла кипятку и напоила мужчин чаем. А утром больничная подвода доставила их всех в Геленджик.

Отдохнув и успокоившись, в Геленджике Волнухин почувствовал себя хорошо. В местном курортном управлении Степану удалось выбить для него сахара, вина и немного белой муки. Теперь они уже все были уверены в его окончательном выздоровлении. Особенно он сам.

— Вот немного подзакалюсь и поеду, — говорил он.

Каждый день они втроем отправлялись на пляж и лежали под солнцем. Морская вода была еще холодная, и купаться осмеливались немногие. Но Степан считал своим долгом обязательно окунуться разок-другой, прежде чем подставить спину щедрому южному солнцу.

— Ты, Эрьзя, здоровый, ничего не боишься, поэтому и не болеешь, — Волнухин с завистью смотрел, как тот выходил из воды и ложился рядом, пахнущий соленым морем и свежестью.

— А тебе, я думаю, вряд ли стоит так долго лежать под солнцем, — предостерегал его Степан.

Но у Волнухина на этот счет было свое мнение. Он считал, что солнце обладает неиссякаемой животворной силой и дает благо всем божьим тварям. Так чего ради оно может повредить ему — ведь он тоже тварь божья. На самом деле ослабленный затянувшейся болезнью организм не выдержал такого обилия солнечных ванн, в результате чего возникли отек легких и упадок сердечной деятельности. На пляже Волнухину неожиданно сделалось плохо, и его в тот же день положили в больницу, где через три дня он и скончался...