Кузьма Абрамов - Степан Эрьзя

Выполненный Степаном бюст Ленина коммунхозу понравился, и ему заказали еще один, точно такой, но уже из мрамора. Он также предназначался для установки на открытом месте, и скульптор применил особый стиль ребристой поверхности. Работу он выполнил точно к указанному сроку — первому мая, но ее у него не приняли, сославшись на незаконченность.

— Почему? Я вас не понимаю? — опешил Степан.

— Товарищ скульптор, почему бюст не гладкий? — обратился к нему один из работников, некий Певцов. — Вам, наверно, было лень сгладить все эти шероховатости?

— Это я сделал специально. Так бюст будет лучше смотреться на открытом месте.

С ним не согласились.

— Нет, так не пойдет, — решительно заявил все тот же Певцов. — Мрамор должен блестеть. На то он и мрамор!

Степан вспылил, столкнувшись с явным невежеством, но ему отказались оплатить работу, и он с болью в сердце принялся шлифовать прекрасно выполненный бюст.

— Понимаешь, заставили испортить, — жаловался он позднее Илюшину. — И будет он теперь стоять вконец испорченный!

В начале лета скульптору выделили наконец помещение под мастерскую в одном из складских зданий технического училища. Здесь же он оборудовал уголок для жилья. После того как он перевез из Новороссийска скульптуры и мрамор, к нему перебралась и Елена. К тому времени он получил большой заказ на изготовление скульптурных портретов деятелей грузинской литературы для Батумского музея. Кроме того, он обратился к другому материалу и в течение лета создал несколько вещей из кавказского дуба и ореха — «Леду и лебедь», «Материнство», «Шепот» и портрет Шота Руставели. В это же время он выполнил в мраморе портрет Марии, сестры Елены. Впоследствии он получил название «Портрет артистки».

К дереву Степан первоначально обратился как к заменителю мрамора. Запас, вывезенный им с Урала, понемногу таял, а пополнить его здесь было нечем. Постепенно скульптор пришел к выводу, что дерево может служить самостоятельным материалом, ничем не уступающим по фактуре мрамору. Интересно, что в Москве лет пять тому назад он пытался из сучкастого дуба вырезать портрет художника Сурикова, но у него тогда ничего не получилось. Оказывается, все дело в том, чтобы найти подходящее дерево...

Степана давно занимала мысль о создании скульптурной академии в непосредственной близости от залежей мрамора. С этой мыслью четыре года назад он поехал на Урал. Сейчас он снова вернулся к ней. Зная, что до войны в районе Гагр существовали мастерские принца Ольденбургского и велись разработки мрамора, он решил основательно заняться этим. Своей идеей Степан заинтересовал заместителя председателя Совнаркома Аджаристана товарища Бахтадзе, и тот дал ему официальное письмо на имя Предсовнаркома Абхазии товарища Лакоба, в котором просил оказать скульптору всемерное содействие. С этим письмом Степан и направился сначала в Сухуми, а затем — в Гагры. С ним поехала и Елена, намереваясь заодно навестить родителей.

Поездка эта ничего не дала. Для открытия академии в Гаграх условия оказались совершенно неподходящими. Мраморные копи находились далеко в горах, дороги туда не было, лишь вьючная тропа. А здания бывших мастерских в настоящем своем виде не были пригодны ни для чего.

Из Гагр Степан и Елена заехали в Геленджик, где пробыли больше месяца. В Батуми они вернулись уже в середине лета. Здесь скульптора ожидала телеграмма из Баку, в которой его приглашали в Азербайджан на пост профессора Высшей художественной школы.

Степан не сразу отозвался на это приглашение. Прежде чем они с Еленой успели все обсудить и взвесить, пришел вторичный вызов, на этот раз более настойчивый и обстоятельный. Директор Высшей художественной школы Евгений Степанович Самородов обещал скульптору кроме поста профессора и квартиры возможность крупных государственных заказов на памятники, бюсты и прочие скульптурные произведения. Соблазн был велик. Если удастся организовать при школе большую скульптурную мастерскую — это уже почти академия, о которой Степан давно мечтал. На письмо директора он ответил согласием, но поставил перед Наркомпросом Азербайджана ряд условий, в основном касающихся оборудования мастерской. Когда Наркомпрос Азербайджана подтвердил телеграммой за подписью Пшения Шахбази, что его условия приняты, у скульптора больше не было причин тянуть с отъездом, и в начале сентября он покинул Батуми, пока один, без Елены.

Высшая художественная школа в Баку была организована год назад на базе Высших художественных мастерских и имела классы — натюрмортный, головной, фигурный и натурный. Чего Степан опасался, уезжая сюда, так это столкнуться и здесь с реформаторами футуристического толка, которые так много крови попортили ему в Екатеринбурге. К счастью, в этом отношении тут все было в порядке. Он тогда еще не знал, что на этих «передовых реформаторов» уже полным ходом шло наступление как сверху, так и снизу, а их идейные вдохновители понемногу улепетывали за рубеж.

Школой и ее преподавателями Степан остался доволен. Правда, его немного разочаровало то, что еще ничего не было сделано в отношении скульптурной мастерской и квартиры. Но инспектор Главпрофобра Муса Халило показал ему во дворе политехнического института довольно большое помещение, предназначенное под мастерскую.

— Мы не могли ее оборудовать, не знали, что для этого надо, — оправдывался Муса. — Теперь подскажете, и мигом все будет готово...

Степан отправился в Батуми за Еленой и своим имуществом, и в октябре они переехали в Баку окончательно. Квартиры пока все еще не было, жить пришлось в гостинице «Старая Европа».

Первоначально скульптурный класс состоял из одиннадцати учеников, в дальнейшем число их увеличилось до тринадцати. Степан главным образом занимался с ними рисунком, так как мастерская все еще не была готова. В одно из посещений директор школы упрекнул Степана в том, что он совсем не уделяет внимания теоретической части обучения. Вспылив, Степан накричал на своего начальника. Самородова это сильно задело, и он предупредил, что если и в дальнейшем Эрьзя будет пренебрегать теорией, его придется отстранить от преподавания.

— Ну и отстраняй, черт с тобой! — еще больше взорвался Степан. — Вы тут наобещали мне всякого, а что я получил? Мастерская до сего времени не оборудована, квартиры нет!..

Позднее, уже у себя в гостинице, Степан понял, что в перепалке с Самородовым был излишне груб. Конечно, директор прав. Но что он, Степан, мог поделать с собой, если не умел преподавать эту самую теорию? Елена украдкой улыбнулась, вспомнив, как он несколько раз пытался рассказать классу об известных скульпторах эпохи возрождения, но сбивался уже на второй фразе и расстерянно умолкал. Он был такой беспомощный, что на него жалко было смотреть.