Кузьма Абрамов - Степан Эрьзя

— Степан!..

— Ты что, напугалась или обрадовалась, узнав меня? — спросил Степан, когда они вошли в комнаты.

Лиза засмеялась и почти сразу же вслед за этим расплакалась.

— Обрадовалась, — промолвила она сквозь слезы.

— Ну и чего из-за этого плачешь?

— Знаешь, чего только я не натерпелась за это время, пока живу здесь, — заговорила она, отнимая от мокрого и возбужденного лица край скомканного передника. — Господа уехали в Крым, меня оставили одну сторожить квартиру...

— Погоди, погоди, — остановил ее Степан. — Сначала скажи, как ты попала сюда, в Москву?

— Как попала? Приехала с Екатериной Николаевной и с ее мужем. Они меня привезли сюда в прислуги. У господ умерла прислуга, отравилась каким-то газом. Вот они меня и уговорили приехать.

— Вот оно что. Значит, умерла. А добрая была.

— Ты это о ком? Кто была добрая? — переспросила Лиза.

— Прислуга, которая жила здесь до тебя.

— Ну и добрая, чтоб провалиться ей в преисподнюю! — воскликнула Лиза, готовая опять расплакаться. — Не дает мне покоя.

— Так ты же говоришь, что она умерла?!

— Ну и что с того, что умерла? Если бы добром умерла. А теперь каждую ночь, проклятая, приходит и бродит по комнатам, точно чего здесь оставила.

Степан расхохотался.

— Ты не была такой трусихой в Алатыре. Что с тобой случилось?

— В Алатыре у нас покойники не шляются по ночам, спокойно лежат на кладбище!

— Ладно, оставим покойников. Лучше расскажи, как там у нас, в Алатыре. Ты давно оттуда?

— Весной приехала. Кабы знала, что попаду в такую переделку, сроду бы не согласилась приехать. До смерти соскучилась по Алатырю. Живу здесь, как в тюрьме, ни выйти куда, ни поговорить с кем...

— О ком тебе скучать в Алатыре? — спросил он. — Замуж не вышла?

— Что ты, неужто я бы от мужа уехала в Москву! — смеясь, ответила она. — Нет уж, куда мне теперь замуж. Видишь, какая старая стала, кто меня возьмет...

Степан с усмешкой подмигнул ей. С того времени, как он ее видел в последний раз, встретив на берегу Суры с тазом белья, она если и изменилась, то только в лучшую сторону. Стала чуть полнее, а московский наряд, особенно белый передник с кружевной оторочкой, делал ее необычайно милой.

От его внимательных глаз Лиза застеснялась, сделала резкое движение руками, как будто отряхивая платье, и сказала:

— Твоя Александра теперь часто ездеет на теплое море. Целое лето там проводит.

— Она никогда не была моей. Сходились просто так, от безделья. Чертова баба, обманула меня, обещала поддержать деньгами и не прислала. Трудно я жил тогда... — он тряхнул головой, словно отгоняя прочь мысли о том недавнем времени, воспоминания о котором еще так свежи.

— Давайте я вас угощу чем-нибудь — чаем или кофием. Мои господа все пьют кофий.

Степан не успел ее остановить, она быстро упорхнула из комнаты, захлопнув за собой дверь.

Его внимание привлек стоявший в углу мраморный бюст. На гладко отполированном мраморном лице не заметно ни единой морщинки, но лысая голова и впалые щеки говорили о том, что это бюст довольно пожилого человека. Степан заметил внизу надпись, сделанную непонятными буквами. Он тогда еще не был настолько подготовлен, чтобы судить об истинности того или иного произведения искусства, и не мог знать, что перед ним всего лишь посредственная копия с римской копии греческого оригинала, сделанная обыкновенным итальянским подмастерьем. Профессор Серебряков купил этот «шедевр» на Сухаревке, где можно приобрести любую подделку под античность. Степан долго рассматривал бюст, поворачивал то в одну, то в другую сторону, взвешивал на руках тяжесть мрамора, думая о том, как, должно быть, нелегко было итальянцу Микеланджело высекать из огромных глыб библейских силачей и чудесных мадонн.

Лиза принесла на подносе кофейник с приборами и белые сухари, поставила все на стол и пригласила Степана.

— Я тебя никуда не отпущу, оставлю ночевать здесь, — сказала она, подавая ему крохотную чашку с черным, как деготь, кофе. — Хоть одну ночь да посплю спокойно.

— Почему думаешь, что со мной будет спокойнее? — спросил Степан улыбаясь.

Лиза вспыхнула, но сделала вид, что не поняла смысла сказанного. А когда Степан собрался уходить, она разнервничалась, расплакалась и успокоилась лишь тогда, когда он твердо пообещал ей прийти вечером и остаться на ночь.

Неожиданная встреча с землячкой несказанно обрадовала Степана. Теплой волной нахлынули воспоминания о родном Алатыре. Четко и явственно представился каждый кустик по дороге в Баевку, хотя эта дорога никак не связана ни с самой Лизой, ни с ее бывшей хозяйкой. Правда, они с Александрой как-то проехались по этой дороге, когда ездили с компанией на рыбалку. Но ведь это было всего один-единственный раз...

— Как же ты осталась одна, такая трусиха? — заметил Степан вечером, когда опять пришел на Большую Никитскую.

— Я думала, не страшно будет. Может, я так и не боялась бы, если б соседская прислуга не рассказала о смерти старухи. Она тоже боится покойников. Каждый вечер зову ее ночевать, она и слышать не хочет.

Пока Лиза готовила ужин, Степан осмотрел все комнаты. Она нашла его в кабинете профессора, где он листал большую толстую книгу с надписью на обложке: «Анатомический атлас». Стены кабинета сплошь заставлены широкими застекленными шкафами, и везде книги, книги. Столько книг Степан никогда не видел и не предполагал, что их может собрать один человек лично для себя. Конечно, чтобы прочитать такое множество, на это надобно время. У профессора его, должно быть, девать некуда.

Лиза почти силой оторвала Степана от книги и увела в кухню.

— Отчего ты не появилась в Москве года на два раньше, когда я так нуждался в поддержке, — сказал он, усаживаясь за маленький кухонный столик.

— Послушай, Степан, может, ты выпьешь немного вина? — спросила она. — У хозяина в буфете есть начатая бутылка.

— А ты знаешь, что бывает от вина?

— От вина пьянеешь и веселеешь, больше ничего, — рассмеялась Лиза.

— Коли не знаешь, не угощай вином... Впрочем, ладно, как-нибудь мы с тобой выпьем, только днем, не сейчас, — сказал Степан, принимаясь за еду.

Потом они пили чай и вспоминали про Алатырь. Когда Лиза стала убирать со стола, Степан вернулся в кабинет хозяина, к книгам. Здесь же на диване он решил устроиться на ночь. Лиза принесла ему подушку, легкое одеяло, затем притащила тюфяки бросила на пол возле стола.

— А это зачем? — удивился Степан.

— Стелю себе постель. А ты думал, я лягу в другой комнате? Как бы не так. Эта карга опять не даст мне соснуть.

Степан чуть было не расхохотался, но, вспомнив ее слезы и уговоры прийти вечером, удержался. Лизу нельзя было упрекнуть в притворстве, а в легкомыслии тем более. Он ее слишком хорошо знал. В его бытность в Алатыре, когда он дружил с Александрой, ему не раз приходилось сталкиваться с Лизой, и на все попытки заигрывания она всегда давала вежливый, но решительный отпор. Не могла же она за эти три года измениться до такой степени, что ей безразлично, с кем провести ночь.