Стефания Аучи - Львы Сицилии. Сага о Флорио

Англичанин обходит перевернутую телегу.

— У Винченцо сильный характер… Он очень решительный.

Иньяцио находит глазами арендованное ими судно. Винченцо разговаривает с матросами на берегу.

— Вы так думаете?

— Да. — Ингэм тоже смотрит на Винченцо. — Знаете, у меня в Англии много племянников, это дети моей сестры, серьезные и неглупые молодые люди. Но ни в ком из них нет такой злости, какая есть в вашем племяннике. Здоровой злости, понимаете? Благодаря ей он способен на многое.

В словах англичанина Иньяцио слышит восхищение, быть может, даже некоторую зависть. Но почему-то его это не радует.

Винченцо снова уехал в Англию. Он провел там все лето, вернулся недавно, привезя с собой большой деревянный ящик и английского механика, с которым он один может говорить по-английски. Несколько дней они с утра до ночи что-то мастерили на складе на площади Сан-Джакомо. В один из тех вечеров Винченцо пошел к дому Изабеллы Пиллитери. Он убеждал себя, что просто пройдет мимо, что его туда не тянет. Но он знает: это не так.

Дом пуст, окна разбиты. Винченцо слышал, что Изабелле и ее матери пришлось уехать из Палермо. Родственник, предоставивший им этот дом, решил, что не намерен содержать их всю оставшуюся жизнь. Они уехали, погрузив в экипаж свои немудреные пожитки. Брат Изабеллы, по слухам, пошел в неаполитанскую армию, чтобы немного подзаработать и забыть про бордели.

Глядя на обветшавшие балконы, Винченцо думает, что есть какая-то высшая справедливость. Неписаный закон судьбы: если причинишь кому-то боль, рано или поздно эта боль к тебе вернется.

Он ощущает легкую грусть: где тот юноша с разбитым сердцем, который собирался отправиться в Англию? Тогда он был глупцом, несмышленышем, позволил старой ведьме прилюдно оскорбить его. Теперь он мужчина. Но все еще чувствует злость и сожаление. Злость — потому что Изабелла не захотела его выслушать, ушла, потому что для нее важно благородное происхождение; сожаление — потому что идея построить с ней семью была изначально обречена.

Много воды утекло с тех пор, как говорится. Ему двадцать пять, рано или поздно он найдет себе девушку, родит детей. Не сейчас, потому что сейчас женщины, семья — это лишь помеха. Он должен разбогатеть. Да, разбогатеть так, чтобы никто не посмел смотреть на него с превосходством и отвращением, как баронесса Пиллитери. Разбогатеть так, чтобы за него пошла любая девушка из благородной, но обедневшей семьи.

Дворянка, которая не будет гнушаться таким буржуа, как он.

Деньги не врут, как говорится; товар не умеет притворяться.

Только люди способны лгать. Больше, чем тело женщины, которое он познал в Англии, больше, чем изысканное вино или хорошая еда, ему доставляет удовольствие работа. Его доходы. А что касается признания в обществе, оно придет, в этом он нисколько не сомневается.

В тот вечер Винченцо вернулся домой довольный, в перепачканной, пропахшей пóтом одежде. Он попросил дядю на следующее утро пойти с ним и взять с собой счетовода Реджо и приказчика, и пусть прихватят с собой мешок с корой хинного дерева.

На все вопросы отвечал: «Увидишь!»

И теперь Иньяцио не верит своим глазам.

Машина — железный кожух, издающий шипение. Внутри, у нее под крышкой, вращается жернов.

Иньяцио кладет руку на крышку, смотрит на Винченцо, ожидающего от дяди ответа. Маурицио Реджо стоит рядом и тоже не скрывает удивления.

Винченцо делает знак механику-англичанину остановить машину. Иньяцио и Маурицио подходят поближе. Осторожно поднимают крышку. В темном чреве машины что-то мерцает, бросая отсвет на их лица. По комнате разносится запах хины. Размолотая кора по консистенции похожа на пепел.

— Ты писал мне, но я не думал, что она работает так быстро, — удивляется Иньяцио. — За полчаса она размалывает больше коры, чем пять рабочих за час. — Иньяцио смотрит на племянника. — В Англии все так работают?

— Да, на таких машинах. Потом англичане везут порошок хины в колонии. Смотри: помол очень чистый, осадок остается на дне, даже не требуется просеивать. Теперь нужно просто насы́пать в стеклянные банки, и он готов к продаже.

Маурицио растирает порошок между пальцами.

— Это невероятно, правда!

Винченцо смеется, закрывает крышку, чтобы сохранялись полезные вещества хины, велит работнику взять банки.

— Запечатай крышкой и поставь нашу сургучную печать. — Потом по-английски благодарит механика и объясняет дяде: — Я попрошу его обучить наших рабочих, прежде чем он вернется домой, в Лидс.

Все выходят на улицу. Стоит осенний денек, один из тех, когда солнце еще теплое, но уже не такое палящее, а в воздухе ощущается прохлада, приносимая морским бризом.

— Англия пошла тебе на пользу. И нам тоже. — Иньяцио берет под руку племянника. Он стал настоящим мужчиной, у него жесткие волосы, как у Паоло, и миндалевидные глаза, как у матери.

Джузеппина.

Она стареет, как и Иньяцио, но взгляд у нее все такой же дерзкий. Этот взгляд сразу очаровал его. Много лет они прожили рядом, Иньяцио заботился о ней.

Это все, что он может для нее сделать.

Иньяцио гладит кольцо матери. Паоло — мир его праху — давно уже нет. Всеми делами заправляют они с Винченцо.

Он мог бы найти себе женщину, которая дала бы ему любовь и нежность, с которой он мог бы, наконец, завести семью. Обрести немного счастья.

Но он остается с ними, с Джузеппиной и Винченцо.

Он сделал свой выбор. Он может спокойно сказать себе, что давно уже свел счеты с прошлым. И это не самообман. Не только чувство долга движет им.

Его чувства к Джузеппине больше не имеют ничего общего со страстью. При мысли о ней ему вспоминается мягкость и теплота осенних вечеров, когда понимаешь, что лето позади и на пороге зима.

Они приходят в магазин почти в полдень.

— Когда ты написал мне из Лондона, что хочешь купить эту машину, я засомневался, но, увидев, как она работает, все понял. — Иньяцио размышляет вслух: — Если у нас будет расфасованная в банки хина, мы сможем продавать ее не только в Палермо, но по всей Сицилии.

— Вот и я так же подумал, дядя.

Маурицио проходит вперед, открывает перед ними двери магазина. Запах специй смешивается с морской свежестью, приносимой ветром из бухты Кала.

— И все-таки… по-моему, еще не время, Виченци, — говорит Иньяцио. — Люди к этому не готовы. Да и фармацевты будут наверняка недовольны.

Винченцо пожимает плечами.

— Ничего, со временем они поймут свою выгоду. Им придется приноровиться к новым обстоятельствам, — уверенно отвечает он, входя в магазин. — И мы им в этом поможем.

Все, кто находится в магазине, приветствуют их, Иньяцио пожимает протянутые ему руки, останавливается поговорить с приказчиком, а в голове у него вертится одна и та же мысль. Четыре года назад он получил разрешение на торговлю лекарствами. Разъяренных палермских фармацевтов, пришедших тогда к ним, удалось усмирить, помахав у них перед носом векселями… Неужели настали другие времена? Возможно ли такое? — задается вопросом Иньяцио, направляясь в кабинет.