Стефания Аучи - Львы Сицилии. Сага о Флорио

Антония смотрит, как дочь готовит мондегили , круглые котлетки по-милански в сухарях. Какая же умница ее Джулия. И грудь заполняет смутное чувство вины перед дочерью, которой уже за двадцать, а она еще не обзавелась собственной семьей. Последний год из-за воспаления легких Антонии требовались лечение и постоянная забота.

Им всем было непросто покинуть Милан, лишиться привычного уклада жизни и красивого дома недалеко от Навильи. И все из-за нее. Болезнь обострилась до такой степени, что невозможно стало дальше оставаться в холоде и тумане. Чтобы выжить, Антонии нужны были свет и солнце.

Она чувствует себя виноватой, ведь из-за нее семья перечеркнула прошлую жизнь и переехала в этот город, который хоть и красивый, но очень сложный. Здесь нищета уживается с аристократической роскошью, не уступающей европейскому королевскому двору. Антонии тоже не хватает размеренного ритма Милана, его улиц с бесчисленными лавочками, величественными палаццо. Она скучает по запахам и еде, скучает даже по густым утренним туманам, что стирают контуры пейзажа и приглушают звуки. Привыкшей к сдержанному великолепию, к размытым очертаниям Милана, ей казалась избыточной пышная, нарочитая красота Палермо.

Но так уж вышло, и ее детям пришлось приспосабливаться к новым обстоятельствам. Пока Джованни работает с отцом, Джулия вынуждена находиться с ней дома, не имея даже редкой возможности развеяться. Что ж, разве не случается такого с незамужними дочерьми, оставшимися в семье? Разве не их долг взять на себя заботу о пожилых родителях?

В Палермо трудно начать свое дело: непросто завести связи, к чужим здесь относятся подозрительно. Это закрытый рынок, сосредоточенный в руках тех, кто его хорошо знает. Вот почему муж пригласил на ужин того синьора.

За столом Флорио показывает себя гостем любезным, но не слишком красноречивым. Говорит в основном о делах с Томмазо и Джованни. Потом неожиданно обращается к Джулии:

— Значит, это вы приготовили?

Девушка удивлена его прямым вопросом.

— Да. Надеюсь, вам понравилось…

— Все очень вкусно. Должно быть, нелегко организовать ужин за столь короткое время. Других женщин это привело бы в крайнее затруднение. — Он посмеивается. — Мою матушку, например. Слава Богу, у нас есть повариха, на которую возложена эта обязанность.

Джулия опускает голову, благодарит улыбкой.

Джулия продолжает улыбаться. Но уже другой улыбкой, в которой затаилась тревога.

Этот Флорио наблюдал за ней весь вечер. Быстрые взгляды, украдкой, ни разу не переступая границы приличия, но именно так: на грани пристойности.

Она всегда жила в мире мужчин и с подросткового возраста научилась держаться на расстоянии от знакомых отца или друзей брата.

А сейчас смутилась, потому что никто еще не смотрел на нее подобным образом.

Этой ночью Джулия долго ворочается в постели.

У себя в спальне, что по соседству с комнатой Джованни, Антонии Порталупи тоже не спится.

Мысли невольно возвращаются к гостю: он вел себя благородно, был обходителен, и все же она чувствовала себя неловко в его присутствии. Даже сейчас, когда сон не идет, она не может понять, что на самом деле смущает ее в этом мужчине. Она поверила свои страхи мужу, но Томмазо только пожал плечами:

— Ничего странного. В конце концов, Джулия — привлекательная девушка. И что такого, если мужчина одарит ее вниманием? А если начнет ухаживать, тем лучше для нас: благодаря ей у нас будут самые лучшие поставки. В любом случае, Джулия понимает, что должна присматривать за тобой.

Дыхание моря горячим ветерком веет по переулкам. Накатывает медленными волнами, просачиваясь в дома сквозь щели оконных рам и дверей.

Светает, но Винченцо уже в своей конторе на виа Матерассаи. Это помещение становится слишком тесным, надо бы арендовать квартиру и открыть в ней представительство компании, по примеру Бена Ингэма.

Мысль о переезде тянет за собой другие, все они стекаются к карте серных копий барона Морилло, сидящего напротив.

Винченцо вспоминает себя у этого же самого стола, за которым тогда сидел дядя Иньяцио. И удрученного человека перед ними, положившего шляпу на колени.

— Дон Флорио, как ни крути, я не могу заплатить по векселю, который я подписал.

Иньяцио вздохнул.

— Дон Саверио, что будем делать? Я уже давал вам отсрочку. Так не может дальше продолжаться, вы же знаете.

Тот кивнул.

— Потому-то я и приехал из Агридженто. У меня есть большая партия серы, которую не могу продать, потому что ее надо доставить к морю, а я не знаю никого, кто бы это сделал.

— Как так?

— Всем известно, что у меня нет денег заплатить за перевозку.

— Откуда она у вас? Я имею в виду, сера на дороге не валяется.

Тот развел руками.

— Земля моей жены. Любой ковырнет носком башмака — и вот она, пожалуйста. Коз и то пасти нельзя. Травятся и падают замертво.

— А качество?

— Чистая и прозрачная. По правде сказать, будто только что изверглась из ада. — Он сложил руки в мольбе. — Если вексель ляжет на стол судьи, я окажусь в тюрьме. Умоляю вас.

Дядя и племянник обменялись взглядами. И сразу подумали о своих французских компаньонах.

— Я сам съезжу посмотреть на вашу серу, — сказал Винченцо. — Если она такая хорошая, как вы говорите, я лично разорву вексель на ваших глазах.

Вот как это было.

Они продали груз в Марсель по цене в три раза выше стоимости векселя. После смерти дяди Винченцо выкупил ту землю.

Отныне сера стала важной статьей бюджета дома Флорио.

Мысли путаются, ускользают.

Винченцо хмурится, покручивает кольцо дяди Иньяцио.

Дядя. Мать. Кто знает, что бы сказал дядя о настойчивом желании Джузеппины найти ему жену среди этих благородных девиц — практически девочек, — рожденных в семьях, где кузены женятся на кузинах, а дядья на племянницах. Которые зачастую не блистают ни умом, ни красотой. Их кровь прогнила, как прогнила и обшивка кресел, на которых они сидят …

— Винченцо?

Заблудившийся в своих мыслях, он не заметил, как пришли приказчики и что Рафаэле уже здесь, стоит у стола.

Винченцо вздрагивает и смотрит на двоюродного брата. В его взгляде вопрос, ведь тот пришел с новостями о покупке земли, на которой он хочет построить винодельню.

Рафаэле молча расстилает на рабочем столе поверх карты серных шахт карту побережья Марсалы. Винченцо долго рассматривает ее.

— Мне нужен прямой выход к морю, потому что там не дороги, а узкие тропинки, и большим подводам по ним не проехать, — произносит он наконец. — Перевозить вино в тачках и тележках — только деньги зря тратить. Хочу, чтобы из погребов бочки доставляли прямиком в трюмы кораблей. — Он ткнул пальцем в карту. — Вот здесь, между винодельнями Ингэма и Вудхауса… Самое подходящее место.