Павел Загребельный - Шепот

Потихоньку глотали виски. Полковник витал в облаках вирджинского дыма, Кемпер медленно, смакуя, рассказывал о дивном крае у Адриатики, о людях, которые, столетиями пробиваясь сквозь камень, построили целые города посреди моря, прорезали (а где еще не успели, то сейчас делают это) в скалах дороги над самым морем, а блцз Дубровника, где не было ни единого ровного куска земли, даже срезали целую гору для аэродрома и впечатление такое, будто аэродром - посреди каменоломни. Такого не увидишь, наверное, нигде.

Полковник только попыхивал сигаретой, не прерывал, почти не задавал вопросов, подливал только виски Кем-перу и себе, усевшись на уголке стола, болтал ногой, обутой в ботинок из мягкой красной кожи. Когда Кемпер закончил, Хепси удовлетворенно воскликнул:

- У вас удивительно зоркий глаз, доктор! Вы замечаете такие детали, как будто тренировались для этого десяток лет! Хотите послушать свой рассказ?

И, не ожидая ответа ошарашенного доктора, нажал какую-то кнопку на столе (может, именно ту, какую угрожал нажать тогда, когда Кемпер пришел сюда впервые). Через минуту откуда-то послышался голос Кемпера. Кемдер сидел онемевший от удивления, крепко стиснув губы, а его собственный голос из невидимого репродуктора рассказывал:

- …И вот вы видите среди каменных гор ровненькое плато на километр-два шириной и три-четыре километра длиной. Аэродром! Представляете: аэродром, вырубленный в камнях, как будто там была не каменная гора, а плитка коровьего масла…

Полковник вновь нажал кнопку, голос умолк. - Зачем это вы? - трезвея, спросил Кемпер. - Может… но ведь тут же ничего… Это не военные объекты. Там проезжают ежегодно десятки тысяч иностранцев. О Дубровникском аэродроме вы прочитаете в каждом туристском путеводителе.

- Ну, конечно же, это абсолютные пустяки, - согласился с ним полковник, - зс такую информацию я не получил бы ни цента! Да и не интересует меня эта страна. Есть вещи намного интереснее и важнее. Например, Советский Союз.

- Я вас не понимаю, - настороженно промолвил Кемпер.

- Будущим летом вы поедете в Советский Союз. Не пугайтесь и не вскакивайте со стула! Поедете опять как турист. Вместе с женой. Такая себе неугомонная семья путешественников! Сегодня в одну страну, завтра - в другую. Все совершенно естественно: Но… Вы не будете рассказывать об их национальных героях и поэтах, например, о Шевченко, величайшем поэте Украины, куда вы поедете. Не надо нам рассказывать о том, что в Киеве или Львове есть аэродромы: об этом может догадаться шестилетний ребенок. Но… Вы меня слушаете, доктор?

- Я не понимаю вас…

- Уместнее было бы мне применить эту формулу к вам. Ведь это не меня требует одно из коммунистических правительств как военного преступника. И не я пришел к полковнику иностранной разведки и дал ему расписку, что завербовался в эту разведку., и не я наговорил четыре магнитофонных ленты об одной из коммунистических стран - опять-таки для иностранной, даже не для своей, немецкой, разведки… Так, доктор? Так, так… Не нужно отвечать. Теперь мы подвинемся в своей игре дальше. Мы съездим на месяц на Украину, попробуем пробраться своей машинрй в тихие уголки Карпатских гор, заглянем в густые леса… Может, кое-что и увидим любопытное. Может, заметим там некоторые перемены, происшедшие с того времени, как доктор Кемпер явился оттуда после своих геройств с бандеровцами… А, доктор? Ведь это так просто и… романтично: побывать в знакомых местах. К тому же без каких-либо забот. Тут уж все устраивать будем мы. Купим для вас машину в Чехословакии, чтобы вас принимали за чеха. Пока они там разберутся, что вы немец, а вас уже и нет. Остроумно? Фамилию вам переменим, захотите - и профессию тоже. Что там еще? Ну, самое главное: это путешествие обеспечит вас на всю жизнь. Вы сможете выбрать себе для жительства ту страну, какую захотите, если вас милое отечество перестанет устраивать. Врачебную и вообще любую практику сможете оставить раз и навсегда.

- Но я… протестую, - пробормотал Кемпер.

- Не нужно протестовать. Прошлый раз мы договорились, что я даю советы, а вы их принимаете. Вот и все. Очень просто. Чрезвычайно просто.

Кемпер сидел, обливаясь потом. Полковник подлил ему в бокал, положил в него лед, кивнул:

- Выпейте. И будьте наконец мужчиной, черт побери! Я тут поинтересовался вашей деятельностью в концлагере. Вы ежедневно отправляли сотню людей в газовые камеры, и у вас ни разу не дрогнула рука. Если бы вы попались мне в сорок пятом, боюсь, что я вынужден был бы послать вас на виселицу.

Терпеливее всех - анонимы. Аноним всегда имеет времени вдоволь, ему некуда спешить, он может годами выбирать удобный момент, чтобы нанести самый чувствительный удар. Он не признает частичных успехов, он максималист по убеждениям. Если уж торжество, так полное, если убивать, так окончательно, если уничтожать, так в щепочки. Кто выплодил первого анонима, из какой эпохи выскочило это подлое, жалкое ничтожество, эта куцая душонка? И как он мог зацепиться за нашу почву, укорениться, надеть личину добропорядочности, а то еще и нашего друга? У какого серка занял глаза, чтобы смотреть в глаза честным людям? Как захватил самые укромные места, самые выгодные высоты }откуда он видит все, оставаясь невидимым? Его никогда нет возле тебя там, где ты творишь, где обливаешься потом, где встаешь на бой с врагом, падаешь от ран, умираешь. Он не даст ребенку краснобокое яблоко, не подарит людям белый хлеб, не вынесет никому кружки воды, а если и вынесет, то не пейте эту воду - она с отравой!

Аноним приходит к тебе только тогда, когда ты в горе и беде, и не для того, чтобы помочь, а чтобы не дать тебе подняться, добить тебя, уничтожить! Он приходит и в минуты наибольшей твоей радости, чтобы отравить радость черной ложью.

Аноним «правдивый». Он знает, что откровенная ложь только повредит в его коварной деятельности, поэтому упорно собирает крупинки правды для своих писаний и начинает с правды, только о правды! А потом незаметно, с такой ловкостью, что позавидовали бы все дьяволы изо всех адов, потихоньку выращивает из тех незаметных зернышек правды ядовитые стебли зла, а уже на них пышно распускаются толстые, липкие, вонючие цветы лжи и поклепа, нюхнув которые человек должен наполниться неоправданными подозрениями и недоверием. Не к анониму, нет! Он хорошо изучил механизмы человеческих чувств, он знает, на какие слизистые оболочки должен действовать его цветок, и всегда стремится достичь именно того эффекта, на который рассчитывал.

Больше всего анонимов - среди интеллигентов. О да, все они интеллигенты, они эрудированы, они все знают, знания - их вспомогательное оружие. У них - прекрасная репутация, внешне они добропорядочнейшие граждане, в своих тайных поклепах они тоже прежде всего козыряют своими гражданскими добродетелями, обливают грязью свои жертвы о незапятнанных трибун ортодоксии и лояльности. Поймать анонима - невозможно. Он неуловим, как тот таинственный фактор ужаснейшей болезни - рака. И потому, наслаждаясь своею безнаказанностью, он причиняет новые и новые удары, он неутомимо плетет свою паутину, он…