Павел Загребельный - Шепот

Потому что…

Родственник тот - родной брат Марии Стыглой, Богдане же приходится родным дядей. Есть проверенные сведения, что тот дядя часто бывал и даже подолгу живал у Марии Стыглой, скрываясь у нее от Советской власти, нянчил, на колени усаживал маленькую Богдану, дружил с нею и воспитывал ее соответственно своим вражеским взглядам.

Этот брат, а также дядя - известный преступник Ярема Стыглый, воспитанник реакционных иезуитов, бывший капеллан дивизии СС «Галиция», активный бандеровский проводник, один из главных националистических начальников на карпатских землях. Ныне Ярема Стыглый пребывает в Западной Германии поблизости города Вальдбург (приводился точный адрес Яремы Стыглого, правда, записанный на какую-то там фрау, для маскировки), есть проверенные данные, что он и поныне остается одним из активных буржуазных националистов, можно также допустить, что он тесно связан с многочисленными иностранными разведками. Вся коварная операция по овладению заставой капитана Шепота была проведена о ведома и согласия Яремы Стыглого (ибо у него, как это известно анониму, есть адрес Марии Стыглой), и не будет ничего удивительного, если мы, честные люди, узнаем, что именно на этом участке границы проникают в нашу страну вражеские шпионы и диверсанты. Но мы не можем спокойно ждать, мы не допустим, чтобы…»

Дальше аноним любезно сообщал, что идентичные экземпляры этого письма он направляет также в несколько высших и низших инстанций, чтобы тем самым предотвратить бесследное исчезновение письма и не дать никому возможности пренебречь тревожными сигналами, которыми он хотел бы разбудить передовую общественность.

Полковник Нелютов сплюнул, дочитав мерзкую писанину. Во времена спутников и первого космонавта вдруг вылезает из мрака прошлого мрачное ничтожество… Как-то так получилось, что не встречался полковник в своей жизни с человеческой подлостью. Стоял на границе, на меже правды и лжи, честности и подлости, привык, что ложь, коварство, все грязное и омерзительное наползает оттуда, из-за рубежа, имел задание не пускать их на свою землю. Окружали его всегда прекрасные хлопцы с чистыми душами, частные офицеры, измученные бессонными ночами, сохранил он по-детски доверчивое отношение к людям - и вот на тебе!

«Направляю в высшие и низшие инстанции, чтобы…» А чтоб ты не рождался, проклятый аноним! Ты запачкал не только тех двух, что случайно нашли свое счастье на самом краю нашей земли, - ты опоганил и меня, и всех, кто прочитает твою писанину!

Но хуже всего то - и полковник осознавал это с каждым мгновением все больше, - что аноним и впрямь попал в больное место. Он приводил факты, его доводы звучали так убедительно… А что, если в самом деле? Граница шуток не любит. Тут не имеешь права отмахнуться и к обеду забыть все, что услышал утром. На то ты и стоишь на границе, чтобы не пустить сюда врага, разгадать все его коварные замыслы. А что, если в самом деле?… Использовать красивую женщину… Хотя Богдана, кажется, не так уж и красива. Просто необычна. Надо иметь особый вкус, чтобы влюбиться именно в такое хрупкое существо… Трудно допустить, чтобы где-то в далеких разведческих штабах велось на каждого нашего начальника заставы специальное досье с упоминанием всех привычек, склонностей, вкусов, как это делал когда-то Наполеон. Но ведь тот велел составлять такие досье только на вражеских генералов. Если приняться еще и за полковников, майоров, капитанов - нужно засадить за эту работу миллион человек! Невероятно, чтобы вот так, не успел новый начальник заставы прибыть на место службы, а враг тут как тут, уже все знает, все ведает и на тарелочке с голубой каемочкой подносит капитану именно такую женщину, о какой тот мечтал всю жизнь!

Простое совпадение: необычной внешности и души женщина попадает на заставу (не он ли сам и определил маршрут певицы!), где одиноко живет отчаянный романтик-капитан, а уже дальше все идет так, как оно и должно идти в нормальной жизни. Что же касается романтичности капитана Шепота, то тут никаких сомнений быть не может, хотя в характеристике ему и записали: «Скромный, сдержанный…» У штабистов - всего-навсего десяток слов, в которые они пытаются впихнуть всю пестроту людских характеров. Самому Нелютову когда-то один из таких энергичных служак накарябал: «Командным голосом не владеет…» Попался бы ты мне сейчас, я б тебе показал командный голос!

Но что же делать с анонимкой? Полковник закурил цигарку, чтобы хоть дымом продезинфицироваться от микроботворного доноса, но не помогал и дым. Бацилла, занесенная анонимом, уже проникала внутрь, уже она там умножалась, расползалась по клеткам, угрожала охватить холодной эпидемией подозрения весь организм, не пощадив ни ума, ни сердца.

И вот уже полковник, поддавшись слабости, по упроченному руслу службистики думает о том, чтобы посоветоваться с кем следует и создать соответствующую комиссию, пусть она проверит все, изучит, доложит, а уже потом он… они… Стоп!

Полковник схватил письмо, сложил его вдвое, вчетверо, взял за кончики, рванул раз, другой. Раздирал донос долго, с наслаждением. Когда уже рвать дальше было нечего, порвал и конверт (ясное дело, без обратного адреса и с размазанным почтовым штемпелем, как-будто доносчик гам орудовал на почте во время отправки корреспонденции), сложил все кучкой в пепельницу, зажег спичку, поднес к бумаге. Горело долго и неохотно. Аноним напоследок оказывал ожесточенное сопротивление, а когда остатки письма все-таки испепелились, корреспондент завладел тайными пружинами памяти полковника, вцепился в нее клещом, и Нелютов почувствовал, что не изгонит его оттуда никакой ценой.

Он вызвал машину и поехал домой. Когда-то было у него намерение написать книжку о событиях в Бескидах после войны. Заботливо вел записи, разыскивал иностранные материалы, собирал документы, смеялся, что станет кандидатом исторических наук и отобьет хлеб у какого-нибудь кабинетчика. Но потом пришло увлечение археологией, в ней он нашел успокоение для души и забыл о давнишних планах. Археология не угрожает столкновением с такими проявлениями подлости, как это выпало ему сегодня. Чего-чего, а доносов, кажется, еще не выкопал ни один из археологов. Хотя как знать! Египетские фараоны, римские и византийские императоры держались в основном не только силой легионов, но и тайными разведчиками. Уже тогда пытались пронумеровать каждого гражданина и записать все его мысли, чтобы своевременно узнать, откуда следует ждать угрозу для властителя.

Нелютов долго листал пожелтевшие газеты, копии распоряжений, акты о злодеяниях. Газеты со всего мира: советские, польские, чешские, немецкие, английские, американские. В большинстве куцые сообщения о бандеровских акциях и злодеяниях, корреспонденты не могли похвастать развернутой информацией, неуловимые националистические начальники не давали им интервью. Если и печатались их исповеди, то назывались они уже не интервью и не заявлениями для печати, а показаниями перед судом. Однако… Два британских журналиста Джон Куртис и Дерек Робинсон странным образом (так и поныне неизвестно, кто помог им, кто дал точные данные, где надо искать бандеровцев и польских националистов из банд НСЗ) пробрались в бандеровские схроны, провели там несколько зимних месяцев, присутствовали на бандеровских маршах против регулярных войск и беззащитных местных жителей, наблюдали экзекуции, моления националистов (у них был даже свой священник!), восторженно описывали подземный бандеровский госпиталь, в котором хозяйничал опытный специалист-европеец: бывший штабсарцт гитлеровской армии, воспитанник Марбургского университета, доктор медицины. Куртис и Робинсон сделали много снимков, которые тайно (неисповедимы пути не только господни, но и дьявольские!) переправляли в Лондон и Нью-Йорк, и газеты печатали эти снимки на первых полосах, рядом с фотографиями, на которых президенты и премьеры принимали верительные грамоты от вновь аккредитованных иностранных послов, рядом с изображением модных кинозвезд, нефтяных королей, высоких церковных прелатов и наглых уголовных преступников, ограбивших банк, поезд с золотом или знаменитую картинную галерею.