Стефан Мокрев - Заря занимается

Ради продолжал стоять, его смущали лучистые карие глаза девушки, ее голос — ясный, теплый, как майский день.

— Покажи Марине наш сад, — сказала мать.

Ради не дружил с девочками. К его сестре приходили подруги, у Михаила Пенкова была сестра, у их квартиранта Кынчо тоже, но они ему не нравились. Марина была другая — у него подкашивались ноги, когда они спускались в сад. На клумбах цвели гиацинты, нарциссы, крупные желтые тюльпаны. На Святой Горе распустились деревья, а внизу рокотала Янтра.

— Люблю вечером, когда брат уснет, стоять у окна. В саду поют соловьи, а я слушаю, как шумит река. Слушаю ночь… — сказал Ради.

— Как ты хорошо сказал: «Слушаю ночь…» И я люблю стоять у окна. Под нами течет Янтра. Напротив — Царевец. И там поют соловьи.

Они стояли, прислонившись к ограде над скалой, и молчали. Или все сказали друг другу или не знали, что сказать. Ради начал рассказывать о лесе, о Царевце, где они с братом детьми, бывало, собирали кусочки мозаики, оставшиеся от старинных дворцов и храмов, качались на гибких ветвях деревьев, ловили летучих мышей в Балдуиновой башне [23] В этой башне находился в заточении латинский император Балдуин Фландрский, плененный в битве под Адрианополем в 1205 г. болгарским царем Калояном. , купались в реке и ныряли со скалы, уступам которой были присвоены «первая, вторая и третья категории». Ради нырял с уступа третьей категории. Самые смелые ныряли с железного моста…

Марина повернула голову, заметив, что он сосредоточенно наблюдает за ней. Хотела сказать что-то, но с лестницы ее позвала мать.

— Приходи в Дервене, там так красиво! Я буду ждать тебя завтра после полудня, — Марина сжала руку Ради.

На следующий день встретиться им не удалось. С тех пор как мобилизовали отца, Ради и Богдан старались как можно больше быть дома, в котором сразу стало как-то необыкновенно тихо. Оба учились в частных домах неподалеку от разрушенной землетрясением гимназии. Если одному из них нужно было выйти в город, то другой оставался с матерью. Бабушка Зефира хлопотала без устали, командовала направо и налево, считая себя главой семьи, хотя, несмотря на все старания, не могла заменить зятя.

Никола Бабукчиев не служил в армии, не участвовал ни в Балканской, ни в Межсоюзнической войнах. Когда пришла повестка, вся семья удивилась, хотя призывали его не в строевые части, а на этапный интендантский склад на станции Павликени. Однажды вечером, совсем неожиданно он пришел домой в серо-коричневой форме, которую носили унтер-офицеры. Из-за голенища желтых широких сапог торчала деревянная ложка. Без бороды и усов, которые он сбрил как во время холеры, в огромной мятой фуражке и длинной шинели он выглядел неловким и смешным.

Бабукчиевы слушали его рассказ с тревогой в сердце. Никола Бабукчиев был из тех людей, предвидения которых удивительным образом сбывались. Война, по его мнению, была решенным делом, он считал, что не позднее осени Болгария начнет боевые действия. Каждую ночь на сербскую границу отправлялись эшелоны с продуктами, одеждой, боеприпасами. Вокзалы были забиты солдатами. Бабукчиев должен был уехать в свою часть первым утренним поездом. Ради пожелал родителям спокойной ночи, но сам провел ее неспокойно.

Он долго лежал с открытыми глазами и думал об отце, о войне, «слушал ночь». В саду выводил свои трели соловей, снизу доносился рокот реки. Ради улавливал в ночных звуках нечто новое, чего прежде не слышал. Тело обдало горячей волной. В ушах зазвенели странные звуки, веки отяжелели. Перед ним возник образ Марины в ослепительном сиянии солнца. Она шепнула: «Я буду ждать тебя завтра».

После обеда ему предстояли два важных события: посещение клуба тесных социалистов и встреча с Мариной. Ради думал о них с волнением. Беспокойный, молчаливый, он метался по дому, выходил в сад, подолгу стоял там, где совсем недавно гулял с Мариной. Мать, сидевшая с вязаньем в руках, бросала на него беспокойные взгляды. Лицо ее выглядело бледным, осунувшимся. Она, видимо, страдала втайне, не нужно было бы оставлять ее одну в таком состоянии, но он уже договорился с Михаилом Пенковым встретиться вечером в клубе. А Марина? Прежде она для него не существовала, а теперь он жаждал ее увидеть. Ради не знал, что делать. Ему пришла в голову мысль зайти за Мариной пораньше и пригласить ее в клуб. Он совсем собрался выходить, когда на пороге показалась Юрданка с маленьким Петриком. Ради пришлось остаться. Увидев в саду сестру, он велел ей выйти к гостям. Любка схватила Петрика, стала целовать его, в это время из кухни вышла Денка.

— Юрданка, как это ты про нас вспомнила?.. Заходи. — Денка внимательно оглядела ее. Красное платье Юрданки топорщилось на животе — она ждала второго ребенка.

Денка пригласила гостью в темную комнату, где бабушка Зефира перебирала рожь для кофе. Женщины заговорили одновременно. Юрданкин голос слышался у самой колонки.

— Денка, непременно приходи ко мне в гости, и ты, бабушка Зефира, приходи. Я пошлю за вами коляску…

— И на Мильовой повозке можно, — улыбнулась бабушка Зефира.

При упоминании о Мильо у Юрданки вытянулось лицо. Она сложила руки на животе и всхлипнула.

— Что с тобой?

— Мильо… — прошептала Юрданка.

— Что с Мильо?..

— Забрали в солдаты. Пропади пропадом эти войны. Только-только зажили как люди, — плакала Юрданка.

Денка будто только того и ждала. Закрыв глаза, она зарыдала в голос. Бабушка Зефира недовольно сморщилась, нахмурила брови. Строго посмотрела на дочь и Юрданку:

— Постыдились бы раньше времени мужей оплакивать! Тоже мне солдатские жены! Кто хочет войны? А если начнется, что тогда? Спрячете мужей в сундуках? Сколько пережили, и это переживем.

— Мама, замолчи. Легко тебе рассуждать…

— Как бы не так, — не унималась бабушка Зефира. — Ты тоже хороша, Юрданка, а я-то тебя всегда считала сильной женщиной. Срамота! Вы же болгарки… Ну-ка, возьмите себя в руки, дети идут.

Юрданка вытерла слезы, протянула руку Петрику. Любка сплела ему венок из садовых цветов. Денка накормила детей, и они пошли во двор. Через некоторое время со двора послышался голос Петрика. Сидя у Ради на коленях, он пел песенку, которую любил его отец Мильо:

Ради оставил мальчонку на сестру и вышел за ворота. Дойдя до церкви св. Сорока мучеников, он почувствовал, как заколотилось его сердце. Шел, ничего не видя, вслед за своими мыслями, которые вели его к Марине. Перейдя мост, он свернул возле дома деда Прокопия. До его ушей донесся кашель старика. Ради ускорил шаги и в мгновение ока очутился у будки путевого обходчика, где дорога разветвлялась: широкая вела к селу Арбанаси, другая, по которой пошел Ради, сворачивала к Дервене. Внизу, меж пологих холмов, текла на север Янтра, вдоль нее тянулась железная дорога, связывающая город с Придунайской равниной. Тырново раскинулся на холмах гордый, красивый. В лесу было светло и радостно. В кустах на повороте Ради заприметил белый цветок. Ради рванулся что было мочи вперед. Раздвинув ветви, из кустов вышла Марина — в белой кофточке и серой длинной юбке. Она взяла Ради за руку и повела его по дорожке, на которой играли солнечные блики. Раскидистые деревья преграждали им путь, идти рядом было трудно, и Марина побежала вверх по холму. Ради бросился за ней.