Стефан Мокрев - Заря занимается

Наспех позавтракав, Ради побежал в школу.

Бабукчиевы кончали обедать, когда залаял Того. Какой-то рослый мужчина толкнул ногой калитку. Одной рукой он поддерживал мешок муки на плече, с другой свисала корзина. Повернувшись на стуле, Никола Бабукчиев посмотрел в окно.

— Цоньо! — воскликнул Бабукчиев, не веря глазам. — Дети, помогите гостю, — и сам пошел по коридору ему навстречу.

Муку отнесли в кладовку. Цоньо распаковал корзину, протянул Денке каравай, вареную курицу и кусок брынзы. «От бабушки Катины», — сказал он и сел за стол.

— Сам господь-бог тебя послал, сынок, — сказала бабушка Зефира, ставя перед ним тарелку.

— Ты уж прости нас, бачо Кольо, — начал Цоньо, — ничем не пособили тебе в беде… А ты так нам помог. Но, славу богу, хоть дом ваш уцелел и вы все живы-здоровы.

— Это самое главное, Цоньо…

— С тех пор, как я воротился, мама все твердит: «Ох, ребятки… Ох, Цоньо, поезжай, сынок, в Тырново. Проведай Николу, детей… Там было землетрясение». Я бы давно приехал, да все какие-то дела…

— Ты где был, бате Цоньо? — спросил Ради.

— В плену.

Гость ел и рассказывал о своих мытарствах.

Схватили их греки, когда они охраняли железную дорогу, это было еще до разрыва с союзниками, т. е. до 16 июня 1913 года. Пока разобрались что к чему, началась война, и пленных отправили в салоникские казармы. Там продержали месяц. После войны привезли новых пленных. Посадили всех на пароход и отвезли на остров Лемнос. Заставили работать в садах, на виноградниках. Рыть колодцы. Через некоторое время за ними прислали баркас. Вот сегодня отправят, вот завтра… держат на баркасе на воде да на хлебе. А пекло — от солнца голова раскалывается.

— Оголодали, завшивели… Наконец баркас отчалил. Куда повезут? Разве кто скажет?.. Плывем, плывем… конца-края не видать. Ну, думаем, пропали. Да что там рассказывать, много чего довелось пережить… — мотнул головой Цоньо. — Восемь месяцев провел на острове Тира. Слышали про такой? Нет, небось.

— Мама наказывала, — продолжал он, — «отвези Кольо мешок муки. Спроси, в чем они нуждаются. Мы его должники». Бачо Кольо, то, что я привез, в счет не входит. Ты, наверно, здорово потратился на ремонт дома, да и сейчас деньги нужны. Но у нас денег нет. Долг остается за нами. Дай подпишу тебе вексель.

Бабукчиев откинулся на спинку стула.

— Я не ростовщик. То, что от меня получили ты и твоя мать Катина, об этом знаем только мы трое. Перед банком же вы должны быть чистыми, чтобы у вас не оттягали землю. Если можете, помогите нам продуктами, а их стоимость вычтем из вашего долга. Видишь, что вокруг делается.

Цоньо встал. На Самоводском постоялом дворе его ждала жена младшего брата Герги, которого мобилизовали на три недели. Ради тоже поднялся.

— Отец, отпусти меня в село, — попросил он, застегивая куртку.

— А школа? Успеется с селом.

— Бате Цоньо, — Ради повернулся к гостю, — я никогда не был в деревне. Не видел, как молотят… Возьми меня с собой!

— Отпусти мальчонку, бачо Киро, в тягость никому не будет. Мы и так на той неделе приедем в город. На два-три дня можно.

Дважды принимался лить дождь, пока они приехали в деревню. Стемнело рано. С полей тянулись подводы со снопами, на винограднике мелькали огоньки самокруток. Бабушка Катина прикрикнула на собак, метнувшихся к воротам. Узнав хозяев, они радостно заскулили в ногах лошадей. Самая большая пошла за Ради.

— Не бойся, — сказала бабушка Катина, — она чует хорошего человека. Пойдем со мной, расскажи, как там ваши, — и повела Ради на кухню.

Ради сел на низкую табуретку. Все ему было интересно в этом полутемном, задымленном и закопченном помещении, освещаемом очагом. Он рассеянно отвечал на бесконечные вопросы хозяйки, проворные руки которой шарили на полках, искали что-то в шкафу, подбрасывали дрова в очаг. Его взгляд остановился на балках, где висели снизки прошлогоднего красного перца и сушеных грибов. Ради улыбнулся, увидев бараний череп с неровными, почерневшими от времени рогами.

В дверях показался чумазый мальчуган. Увидев чужого человека, он смутился, схватил бабушку за подол и засопел. Бабушка Катина погладила его по вихрастой головенке, посадила на половичок у очага. Вошли Цоньо и жена Герги. Вернулась самая молодая в этом доме женщина — жена Митьо, третьего сына рано овдовевшей бабушки Катины. Хотя жизнь ее прошла в тяжелых трудах, выбивавшиеся из-под платка волосы были лишь слегка тронуты сединой, а по спине струились две косы. Правда не такие толстые, как у невестки… У той косы были тугие и толстые и блестели в темноте, будто змейки.

Вернулись с поля Митьо и Стайко, сын Цоньо. Последними пришли ребятишки, которые пасли коров и овец — челядь бабушки Катины до отказа заполнила небольшую кухню. Запахло трудовым потом. Бабушка Катина никому не дала передохнуть. Одним достаточно было слова, другим — взгляда. Каждый знал свое дело. Первыми усадили за стол ребятню. Поставили перед ними миску с вином, накрошили туда хлеба. (Цыпленок в котелке варился в честь гостя для мужчин). Дети расшалились — бабушка их пожурила, стали проказничать — она на них прикрикнула. И все поторапливала есть быстрее.

— Вот такая она, наша жизнь крестьянская, — сказала она Ради. И принялась его вновь расспрашивать: — Что же, новая гимназия, значит, разрушена? Говоришь, много людей погибло… Ох, гибнут, гибнут люди, одни на войне, другие от бедствий… Грехи наши тяжкие!

Глянув на невестку, велела ей принести котел с водой, чтобы полить на руки гостю и мужчинам. Мыть детей перед сном? В деревне не до этого.

Накормив внуков, бабушка Катина повела их наверх по деревянной лестнице — им пора было спать.

Мужчины уселись на низенькие табуретки за тот же стол, за которым ужинали дети. Ни одна из четырех женщин не присоединилась к ним. Молодица подвинула кувшин с вином — здесь обходились без стаканов, кувшин пошел по кругу. Первым отпил вина Цоньо, потом Ради, затем остальные. Другая невестка принесла глубокую миску с похлебкой, дала каждому по деревянной ложке, но тарелок не поставила. Ели из общей миски. Третья подала мисочки с кислым молоком. Его ели теми же ложками, что и суп. Ради поморщился: он не привык к такому. Катина не присела ни на минуту, голос ее слышался отовсюду. Мужчины поужинали. Нужно было накормить собак. И уж тогда подошла очередь женщин, которым затем надо было убрать со стола, вымыть посуду, выстирать пеленки и детскую одежонку и только после этого, помыв ноги, лицо и руки, лечь в постель к мужьям. Рано утром им предстояло подоить коров и овец, подквасить брынзу, замесить тесто и испечь хлеб…

Вечер в селе выдался холодный. Люди давно заснули, потушили лампы, село тонуло во мраке. Но в доме бабушки Катины жизнь еще не замерла. Ради очень нравился этот дом — деревянный, с узкой лестницей, ведущей на галерею и в комнаты, в которых еще мерцал свет. По двору, позванивая колокольцами, бродили овцы. Ржали лошади.