Стефан Мокрев - Заря занимается

Домой Ради вернулся поздно. Мать, бабушка и Любка еще утром ушли в гости к Юрданке. Воспользовавшись их отсутствием, исчез и Богдан. В доме было тихо. Ради оглянулся. Дрова так и не наколоты. Скоро лето, а у него нет летней формы, и он, и Богдан, и Любка ходят в юфтевых ботинках. А Марина?.. Как живет она? Сердце у него сжалось от боли за нее. В этой боли были теплота и нежность. Марина стала его радостью, она вселяла в него силы и отвагу. Ради хорошо знал Асенову слободу. Но когда он впервые пошел к Марине, он увидел этот квартал как бы новыми глазами. Все в нем казалось убогим и жалким. За мостом жили в основном дубильщики. Каменные фундаменты здешних домов омывала Янтра. Дубильщики вымачивали в реке шкуры и тут же скоблили их и мяли босыми ногами. От шкур нестерпимо воняло падалью.

Такой же запах обдал Ради, когда он переступил порог дома деда Прокопия, где жила Марина. В сарае сушились ягнячьи и овечьи шкуры. Свет в него проникал через дверь, а когда она была закрыта, — из крохотного оконца в верхней ее части. Под деревянной лестницей, ведущей на верхний этаж, где находились жилые помещения, стояла раковина и полка, заставленная чугунными сковородами, кастрюлями, медными блюдами. Дед Прокопий женился во второй раз на Бонке. Детей у них не было. Бонка — еще молодая женщина, с темными живыми глазами — происходила из бедной семьи. За дубильщика Прокопия она вышла ради денег и дома. Муж ее часто бывал в отлучке. То уходил на виноградник, то отправлялся по селам за шкурами — телячьи продавал, так как у него уже не хватало сил их обрабатывать, а овечьи солил.

Прокопий держал лошадь в загоне недалеко от Дервене — раньше у него там были овцы. Постарев, он бросил чабанское ремесло. В центре загона стояла хибарка, вокруг росли плодовые деревья. Летом дед Прокопий допоздна сторожил сад. В такие дни Бонку все раздражало, особенно присутствие падчерицы, которая, овдовев, перешла жить в их дом. Безо всякой причины она сердилась и на Марину. Когда эти краткие вспышки неприязни проходили, Бонка снова принималась за работу. Ловкая, сноровистая, чистоплотная, она скоблила пол, крахмалила кружева на занавесках и простынях. Сама шила одежду, копала огород под Трапезицей.

Бонка указала Ради комнату Марины.

Комната была большая. Из двух высоких окон, выходивших на улицу, открывался вид на реку и на Лобную скалу. Вся мебель состояла из столика, трех стульев и железной кровати, застеленной вязаным покрывалом. На полочке, прибитой над сундуком, как-то неприютно стояла вазочка с цветами. Ради сел на сундук.

Последнее собрание молодежной группы тесных социалистов совпало с окончанием учебного года. С докладом на тему «Женщина и социализм» должна была выступить жена Николы Габровского Мария Габровская. Тема привлекла много слушателей. Пришли бывшая учительница Миткова и даже Юрданка.

— Нравится, не нравится, а я пришла. Мильо-то — ваш товарищ, — сказала она Ради.

Ради стоял на тротуаре перед клубом и с нетерпением ждал Марину. Наконец она появилась, с ней была невысокая, гладко причесанная девушка.

— Русана из Дряново, — представила ее Марина, — моя подруга.

Ради усадил подруг на крайние стулья в предпоследнем ряду, где обычно садился он сам. В зале был тихо. Слышался шум типографских машин за стеной, доносились с улицы шаги прохожих. Габровская сразу же овладела вниманием слушателей. Она рассказывала о положении женщины в буржуазном обществе. Показывала на примерах ее зависимость от мужа, разоблачала библейский миф о супруге-рабыне. Говорила о бесправии женщины-труженицы.

— За равный труд — равную оплату! — неожиданно повысила голос Габровская и подняла руку. — Законодательство в защиту матери, одинаковые права в управлении страной! Вот за что нам надо бороться.

Публика аплодировала. Слова попросила Миткова. Она считала, что женщина в любом обществе прежде всего должна быть матерью, поддерживать тепло семейного очага, заботиться о воспитании и обучении детей. После нее выступил Ради. Сославшись на примеры, приведенные Габровской, он назвал нынешнее отношение к современной женщине дикарским: «Фабрикант покупает золотые украшения своей жене, набивает свой дом коврами и дорогой мебелью, приглашает немок или француженок в качестве гувернанток для своих детей, посылает их учиться в иностранные школы или за границу. Каждое лето вывозит свою семью на курорт. А кто из рабочих знает, что такое курорт? — спрашивал Ради. — Для капиталиста женщина — источник удовольствия, а женщина-работница — источник прибыли. В социалистическом государстве женщина будет иметь равные права с мужчинами, рабочие станут хозяевами предприятий. Они будут управлять страной и строить новую жизнь. Женщина-мать будет окружена почетом, а ее дети станут самым большим богатством страны. Тогда любовь нельзя будет купить за золото, землю или приданое, она станет возвышенным чувством, связывающим мужчину и женщину…»

Марина сияла. Она стояла рядом с Ради в окружении поздравлявших его друзей, всем своим видом желая показать, что именно она вдохновляет его.

Миткова шла мимо лавки своего знакомого Панчо Хитрова. Хозяин по обыкновению стоял в дверях: в лавке было тесно и душно, а главное, он любил поболтать со знакомыми, переброситься с ними шуткой.

— Что-то я давно не видел вас, уважаемая барышня! Я слышал, вы уделяете много времени общественным делам…

— Я была на очень интересной беседе… В клубе тесных социалистов.

Панчо Хитров скорчил недовольную гримасу.

— Право слово, было очень интересно… Госпожа Габровская весьма наглядно обрисовала положение женщины в нашем обществе. Действительно, господин Хитров, мы, женщины — рабыни.

— Чьи, позвольте вас спросить?

— Ваши рабыни, мы во всем зависим от вас, мужчин. Ради Бабукчиев правильно сказал о нашем неравноправии и зависимости.

— Он просто зелен… Где ему понять… — Хитров потер руки, — привлекательность таких женщин, как вы, например. Ну, чего сто́им мы, мужчины без вас? Во все времена любовь женщины была, так сказать, стимулом к подвигам и героическим поступкам…

— Ха-ха-ха!.. — рассмеялась Миткова. — Вы еще скажете, что мы виноваты и в войне.

— А разве это не правда? Возьмите историю, литературу: Мольера, Сервантеса, Шекспира… Вы, женщины, такие…

— Какие?

— Впрочем, — Хитров вдруг посерьезнел, — отчего это я до сих пор не встречал среди вас никого, кто бы возмутился тем, что женщин изображают в нескромном виде? Выставляют картины со всевозможными красотками на общее обозрение. И почему многие из вас подражают этим распущенным женщинам из цирков и кафешантанов!.. Красите волосы, сурьмитье брови, гоняетесь за модой?..