Алексей Кожевников - На Великой лётной тропе

Юшка и Бурнус задержались у рыбака Ивашки готовить расправу над Флегонтом. Охотник собрался уходить по своим делам. Перед уходом он спросил Юшку:

— У тебя есть дети?

— Не знаю. Могут быть.

— Я видел девочку с твоими волосами.

— Таких волос немало.

— Она вся в тебя.

— Твоя, твоя, и не сумлевайся, — подхватил Ивашка. — Родилась у меня на берегу. Я всему свидетель.

Юшка спросил, велика ли девочка, как выглядит ее мать, и согласился:

— Да, возможно, моя дочь, моя ошибочка.

— Что за ошибочка? — удивился Ивашка.

— Таким, как я, нельзя заводить детей. Мы плохие, никудышные отцы. — Затем Юшка переспросил Охотника: — Мать, говоришь, нищенка? Ходит в железных калошах, рваная, жалкая?

— Да, — твердо, ничуть не смягчая жестокой правды, ответил Охотник, — несчастная. Горемыка.

Юшка примолк, задумался, насупился. Охотник ушел. Бурнус принялся собирать валежник для костра. Ивашка решил развеять у мятежника сумрачные думы.

— Разные сотворяются происшествия. Раньше и я во многих, худ ли, хорош ли, а гвоздь был, — заговорил он медленно, поворачивая при этом так же медленно, с раздумьем, большую рыбину, которую жарил над костром. — Теперь мимо меня, своим чередом, дела идут.

— Да не мудруй ты, не плети сеть, а выкладывай прямо подряд! — буркнул на него Юшка. — Любишь подъехать обиняком.

— Ладно, мы и подряд умеем. Значит, первый номер ко второму, второй к третьему. Мне бы такую ошибочку, как у тебя, — завидки берут! Прижмешь ее к сердцу вместе с мамой… — Рыбак сладко зажмурился.

— Ну-ну! — поторопил его мятежник.

— Это первый номер. А теперь слушай второй. Тоже ошибочка, только иная, к сердцу не прижмешь ее. Приезжает в наш завод паренек молодой, усы у него чуть-чуть всходят. Поступает паренек в контору кем-то, но не в этом сердцевина и интерес, а в том, что привез он жену, красавицу несказанную, каких и у директоров заводских не бывало. Много чего произошел я, но красавицы такой не видывал. Приехали они чуть ли не из самой Москвы краснокаменной. Живал я в ней и скажу, что красного камню там больше чем белого, и напрасно величают ее белокаменной, больше подходит к ней краснокаменная.

«И зачем, — дивуется народ, — с такой красотой в нашу глушь явились?»

Гудит завод про них; на плотину, куда они гулять выходят, и стар и млад сбегаются.

Аж сам Ивашка-урод сходить и поглядеть нарядился, да не успел, как подходит к моей землянке паренек и с ним красавица его. Я сразу смекнул, что она это, не видавши до того, определил.

«Дедушка, — говорит паренек, — перевези нас в завод. Пошли мы гулять и далеко забрели».

«Я на ловлю собрался», — говорю им.

Тут она сама ко мне:

«Перевези нас, а потом на ловлю. Мы тебе пожелаем счастья и удачи».

Согласился я, ссунул дощаник в воду, и поехали. День был далеко не на исходе, солнце распалилось озорное, играет на веслах, горит в воде, когда я ее весельцем трону.

Глядела-глядела красавица на весла да на брызги и говорит:

«Как брильянты. Вот бы меня осыпать ими! — Встала она в дощанике, голову закинула, глаза в небо, и шепчет, как бы во сне. — Всю, всю осыпать… В волосы, вокруг шеи, на платье, на руки… Миша, ты хотел бы?»

«Я же обещал».

«Ах, обещал? Но мы живем скоро три месяца, а у меня нет ни одного. Нет первого, когда же будет много-много, как звезд?»

«Успокойся и садись, а то лодка перевернется».

«Я хочу стоять под солнцем и вся в брильянтах, а они будут играть всеми цветами земли. Дедушка!»

«Ась?»

«Здесь по берегам попадаются брильянты?»

«Попадаются, сам находил».

Я это заливаю, чтобы она распахнулась передо мной. У нас за все-то время штуки три нашли.

«Находил? Скажи, где они?» — и тянет ко мне руки.

«Везде. Искать надо».

«Мы искали и ничего не нашли».

Так-то, думаю, вот зачем вы около озера шатаетесь. И приехали, может, за брильянтами? Ничего они не понимали, ничего. Думали, что самоцветы, как шишки, под каждым деревом.

«Ты покажешь нам, пойдешь с нами искать?» А сама готова обнять меня, целовать, горбуна-урода. Вот ей как загорелось!

«Глаза у меня сдали, слепну я, и ничего мне не найти».

«Жаль, как жаль… Если поискать, то и найти можно?»

«Люди находят».

«Дедушка, укажи нам такого человека, который знает. Мы тебя наградим».

Схватила она мою руку и давай прижимать к своей груди. Я одурел от этакого счастья, грести бросил, и поплыл наш дощаник в сторону.

«Вера, Вероника, — кричит ей муж, — нас зальет, мы потонем!»

А она не слушает и бормочет:

«Скоро, завтра… Я приду, ты не уезжай никуда. Я приду утром».

«Утром нельзя, такого человека поискать надо».

«Ну, вечером».

«Вера! Нас заливает!» — мечется муженек.

Вода и впрямь плеснулась ей в ноги, тут только красавица опомнилась и села.

Свез я их, сам домой, забыл про ловлю, сел на берег и думаю:

«Где мне взять такого человека? Я и сам, не будь уродом, пошел бы в поиски ради такой красавицы. Я ведь тоже красоту понимаю, и сердце у меня есть». Но тут подфартило, набежал на меня один лётный, и перевез я его в завод.

Приехали мы — и прямо к ней на квартиру. Выходит муженек. Я говорю ему:

«Супруга ваша кучилась мне об одном человечке».

«Ну как, как?» — а сам дрожит, руки и плечи прыгают, в лихорадке человек.

«Могу предоставить окончательно».

«Скоро ли? Когда?» — Паренек готов заплакать.

«Хоть сейчас. Вот он».

«Он?»

«Да, я могу вам помочь и супруге вашей сделать удовольствие, — говорит мой молодчик, — только повидать её необходимо».

«Нельзя».

«Надо бы от самой услышать, каких ей камешков».

«Она больна, в постели».

«А что приключилось?» — спрашиваю я. У меня появилось искреннее сочувствие к красавице, больно уж хороша она была.

«Нервы, все нервы. Скажите, чем вас отблагодарить?»

«Ничего не надо. Рыбак Ивашка не корыстный человек».

Так мой молодчик, не видавши красавицы, отправился в тайгу с муженьком искать брильянты.

Миновало денечка два, сижу я на бережку, любо мне, как падают в озеро с осин красные листья, только вижу, что тропкой из завода бежит ко мне женщина, та самая красавица. Вид у нее в небрежности, и ясно мне: не совсем она здорова.

«Где он? Куда они ушли?» — говорит красавица.

«В тайгу, а куда — доподлинно не знаю, тайга велика».

«Поведи меня к ним».

Я качаю головой.

«Не могу больше ждать», — и заплакала.

Увел я ее в свою землянку, отлежалась она, и отвез в дощанике домой.

«Сходи в тайгу и спроси: скоро ли?»

«Ладно, схожу», — обещаюсь, а какой я ходок! На озере в дощанике — туда-сюда, а тайга не по моим ногам.

Приходила она ко мне еще раза два, а потом бац — весть: нашли-де в тайге молодого паренька, лежит с перехваченным горлом.