Алексей Кожевников - На Великой лётной тропе

— Как ты попала сюда? — спросил Охотник.

Марфа, не думая, как-то непроизвольно, ответила правду:

— Я ищу тебя.

— Меня? — Он радостно удивился. — Я давно звал тебя, а потом все ждал: где же моя гостья, что так долго не отзывается на мое приглашенье?

— Вот я пришла.

— Хорошо. Завтра пойдем дальше, в мою хижину.

— С нами пойдет еще один человек, это несчастный башкирин Бурнус. А может, пойдет и дедушка Корнил.

На другой день Охотник, Марфа, Корнил и Бурнус покинули Горный Спай. Оставшиеся там искатели кричали вслед им:

— Россыпь где найдете, не забывайте нас, берите в пай!

— Марфа, зря уходишь, вернись!

— Не могу, дорожку забыла, — отвечала она, смеясь счастливо и громко.

— Замуж не выйди за этого молодчика.

— Я за дедушку Корнила пойду.

— Ишь старый, из-под носу девку выхватил. На свадьбу, дед, позовешь?

— Обязательно.

— Прощайте! Все-таки я вас люблю, хорошие вы ребята, не обидчики, — крикнула Марфа в последний раз и скрылась.

Корнил Тяни-Беда отошел верст пять и начал прощаться.

— Я обратно в Горный Спай.

— Что же, дальше не хочешь? — спросил Охотник.

— И не думал, я проводил только для отводу глаз, что Марфа не с тобой идет, а со мной. Узнай те молодчики правду, не отдали бы ее, зарились все. Марфа у нас не девка, а прямо золотая непочатая россыпь.

— Дедушка, дождалась ведь я своего хищника.

— Дай тебе бог счастья!

Остановились, вскипятили прощальный чаек, выпили его и расстались. Корнил торопился прибежать к ночи в Горный Спай, а Бурнус, Марфа и Охотник решили растянуть привал до следующего дня.

Не поймешь, зачем эти люди в горах и тайге, каких опасных преступников или зверей преследуют они, какие ищут клады. Их много, целая дюжина, у каждого конь под седлом и ружье. К седлам прикручены большие торбы с провиантом: знать, выехали они не на день, не на два, а надолго. На дровосеков не похожи: у них нет с собой топоров и пил; не похожи и на хищников золотоискателей: не берут пробы, проезжают мимо встречающихся золотоносных песков. Быть может, они выслеживают оленей и лосей, ищут встречи с медведем? Но почему тогда нет с ними собак, почему они только вчера пропустили мимо, не тронули большого лося с теленком? Они сделали выстрел вверх и все любовались, как удирал испуганный лось. И зачем с ними Флегонт-старший? Он ведь никогда не занимался охотой, а теперь у него ружье и сумка с патронами.

Пробираются они берегом реки Косьвы, ее холодной водой поят своих коней. Не широки звериные тропы, и люди едут гусем. Флегонт-старший всегда едет последним. Он задумчив и сурово молчалив, как старый лесной камень, поросший седым мхом; он осторожен и зорок, следит за каждым своим спутником.

Люди часто делают привалы, а вперед посылают разведчиков. На днях разведчик вернулся и о чем-то подробно докладывал Флегонту. Стояли они поодаль от остальных, и никто не мог слышать, о чем они говорили.

— Собирайся! — Флегонт махнул шапкой.

Быстро прикрутили торбы к седлам и сгрудились.

— Ну-ко, расскажи!

Разведчик объяснил, что стороной по течению ручейка пробирается бродяжка.

— Его надо перенять, — сказал Флегонт.

— Живьем? — спросили люди.

— В любом виде. Бей наповал, возни меньше!

Все двенадцать перехватили поперек ручей и долину, по которой пробирался бродяжка, спрятались за деревьями и камнями. Бродяжка скоро показался. Маленький, сутулый, не торопясь ворошил своими изношенными броднями опавший лист и хвою. Ружье у бродяжки торчало дулом в небо, в руках была длинная хворостинка, которой он сшибал головки встречающихся цветов. Падали головки, желтые, синие, голубые, белые, а он проходил мимо, только иногда подымал какую-нибудь неизвестную ему и рассматривал.

Был он совершенно спокоен, видимо, не ждал не только никакой опасности, а даже встречи безопасной, обыкновенной — с каким-нибудь мирным охотником.

Кругом полное молчание, даже ветер не шумел, и не ворковал ручей, и не вздыхала тайга. Из травы и деревьев не поднимались испуганные птицы, не встречались ни белка, ни заяц все отдыхали в тени дерев и в прохладе своих гнезд от пылающего, жаркого солнца. Лежать бы и бродяжке в тени синей развесистой пихты, а он вышел, даже мурлычет что-то под нос.

Когда грянул выстрел, бродяжка был так поражен его неожиданностью, его кощунственным громом среди этой тишины, что не знал падать, бежать или хватать ружье и стрелять. Вместо этого он завертелся на одном месте, как баран-вертун. Другой выстрел был не так страшен, но от него бродяжка упал на траву, раненный смертельно. Все двенадцать подбежали к нему и начали сдергивать ружье, сумку, бродни, шарить в карманах, а он еще дрожал последними каплями оставшейся в нем жизни, открывал глаза, и было в них одно удивление, ни страха, ни страданья, ни злобы — одно удивление: зачем этим людям понадобилось убивать его? Зачем?

В карманах бродяжки не нашлось ни золота, ни платины, ни дорогих камней; его ружье оказалось старо и совершенно не годно, бродни худы; в сумке ружейного припасу выстрела на три и недогрызенная ножка птицы, знать, оставленная про черный час.

— Зачем мы его хлопнули? — сказал один из двенадцати.

— И пропустить нельзя: вдруг при нем золото, камни… А? — отозвался Флегонт. — Не знаешь, где найдешь, где потеряешь, и у таких замухрышек, как этот, отбирали фунтами.

Флегонт знает, и кому же знать, если не ему: старый, опытный он охотник на бродяжек.

Убитого закопали на том месте, где упал он, вместе с ним закопали его ружье, пустую сумку, рваные бродни и поехали дальше берегом Косьвы.

Прошлую ночь Флегонт-старший чувствовал запах дыма, приносимого северным ветром. Он велел потушить свой костер, не стрелять и говорить тише. Утром на север по Косьве ушел один разведчик, а одиннадцать остались ждать его.

Время было жаркое. Комары роем кружились над лошадьми, лезли в нос, в глаза, трубили и пели. Крупные оводы впивались в кожу, садились на брюхо и так насасывались, что не могли улететь, подолгу сидели, красные, как капли свежей крови. Лошади нервно били ногами в каменистую землю, крутили хвостами и порывались убежать, доведенные до исступления. Люди сидели у дымящейся головни, изредка окуривая дымом лошадей.

Флегонту надоело ждать первого разведчика, и он послал другого. Они встретились и вернулись оба.

— За той грядой… — показали на вершины, которые шли зубчатым кольцом.

— Ну-ну! — торопили их.

— Прииск. Артель Корнила Тяни-Беда.

— Старый черт, куда зарылся! Теперь не уйдет от нас. — Флегонт резко тряхнул черной большой головой. — Не уйдет!

— Похоже, что и Бурнус там.

— Башкирин? А, знаю, — протянул неприязненно Флегонт, его злые глаза сузились, и лицо побагровело. — С ним у меня получилась осечка, пришлось выложить двести рублей штрафу за ложную тревогу. Башкирина брать обязательно живьем: с мертвого взятки гладки, а с живого я двести-то сдеру. Корнила-старика тоже живьем, мы его пустим, он нам ишшо жилу найдет. Трогай!