Мальте Рольф - Польские земли под властью Петербурга [От Венского конгресса до Первой мировой] [litres]

Храм, в представлении царских чиновников, должен был символизировать незыблемость русской гегемонии в Царстве Польском. Они сделали многое, чтобы в соответствии с этим замыслом увеличить символическую мощь возводимого здания, укрепить его позиции в межконфессиональной конкуренции и превратить его в сакральный и церемониальный центр русской православной диаспоры в Варшаве 396. Важным событием в этом контексте стало посещение строительной площадки храма Николаем II, которое состоялось в рамках поездки царя в Варшаву в 1897 году. Торжества по случаю трехсотлетия царствования дома Романовых в 1913 году тоже дали повод представить собор в качестве центра русской православной общины: его отделка была завершена как раз к великому юбилею династии. Выступавшие на празднестве ораторы подчеркивали непосредственную связь храма с репрезентацией власти и сочетали российские претензии на господство с антипольскими филиппиками 397.

Таким образом, собор был задуман как демонстрация русской православной власти – и так и воспринимался польским обществом. Через зарубежную прессу польская общественность резко критиковала это культовое сооружение в Варшаве. Монументальный православный собор в центре города интерпретировался как символ непрекращающегося иноземного господства и как выражение постоянного угнетения католической церкви. «Московитский» архитектурный стиль и представленные в соборе святые – все это прочитывалось как сигнал, как инструмент культурной и конфессиональной колонизации Царства Польского. В особенности изображение Кирилла и Мефодия в этом контексте было афронтом, поскольку представляло собой сознательную аллюзию на их миссионерскую деятельность среди славян. Их присутствие в соборе, казалось, маркировало ту конфессиональную и культурную миссию, которую царские власти приписывали этому храму. Польский страх этнической и культурной русификации сопровождался в конфессиональную эпоху ожиданием православной миссионерской деятельности. Здесь мы видим, что смешение сфер религии и политики было общим знаменателем русского и польского мышления, невзирая на всю глубину различий между их оценками Александро-Невского собора.

Политические конфликты по поводу религиозных вопросов и конфессиональных демонстраций случались в Царстве Польском не только в связи с такими крупными объектами, как Александро-Невский собор. Политизацию религии стимулировали зачастую менее заметные, но повседневные конфликты конкурирующих религиозных практик. Например, предметом многолетних дискуссий и поводом для постоянных жалоб со стороны польского общества были распоряжения попечителя Варшавского учебного округа от 1870 года, радикально менявшие ежеутренний ритуал молитвы в школах. Согласно этим распоряжениям на всех школьников в Царстве Польском, независимо от их вероисповедания, налагалась обязанность произносить совместную православную утреннюю молитву на русском языке 398.

В 1897 году данная практика была пересмотрена. Дебаты, развернувшиеся в контексте реформы, свидетельствуют о том, в какой значительной степени переросло в постоянный очаг религиозного и политического конфликта повседневное принудительное объединение конфессий. Вместе с тем споры, шедшие внутри административных органов, демонстрируют, как много акторов участвовало в принятии решений в области религиозной политики и насколько различны были те концепции и интересы, которыми они руководствовались.

Причиной столкновений, приведших в конечном итоге к значительному росту напряженности в Царстве Польском, было решение, принятое императором: 25 июня 1897 года Николай II объявил, что во всех образовательных учреждениях страны обязательное посещение православных богослужений для иноверных и инославных учащихся отменяется, а совместная молитва заменяется раздельными – по вероисповеданиям. Тем самым в Царстве Польском должна была быть прекращена практика принудительных совместных утренних молитв, существовавшая со времен распоряжения, изданного образовательным ведомством. Указ Николая был явной уступкой неправославному населению империи и подчеркивал тот курс на религиозную терпимость и примирение, которым молодой монарх в первые годы после восшествия на престол пытался показать, что его царствование, в отличие от правления его отца, станет эпохой реформ 399.

Однако проведение монаршей воли в жизнь оказалось в Царстве Польском делом трудным – оно натолкнулось на неожиданные препятствия и упорное сопротивление со стороны местной администрации. В особенности попечитель Варшавского учебного округа, Валериан Лигин, пытался саботировать реализацию реформы. В августе 1897 года он издал постановление, согласно которому при предстоящем введении раздельных утренних молебнов в школах Царства Польского для всех учеников языком молитвы должен был служить русский. То есть католики теперь должны были творить свою молитву отдельно и по своему обряду, но по-русски. Польским населением это было воспринято как полное искажение первоначального замысла императора, указывающее на стремление местных правителей сорвать примирительную меру Николая. Начались массовые протесты общественности. Распоряжение попечителя подверглось критике как акт произвола, направленный на сохранение гегемонии православия и дискриминацию остальных конфессий 400.

Эта критика со стороны поляков показывает, что в глазах коренного населения именно местная администрация выглядела самым большим злом, тогда как центральной власти приписывали некоторую волю к реформам. Как и в вопросах цензуры, полякам казалось, что существует разница в интенсивности унижения и угнетения, исходящего от разных инстанций, и именно варшавское чиновничество рассматривалось ими как подлинный источник политических, конфессиональных и культурных репрессий и диктата.

То, что снаружи, т. е. в глазах польского общества, выглядело как политическое вмешательство в сферу религии, единодушно осуществляемое местной администрацией, на самом деле явилось результатом острых внутренних конфликтов: в связи с вопросом о школьных богослужениях разгорелся ожесточенный спор между варшавским генерал-губернатором Имеретинским с одной стороны и попечителем Варшавского учебного округа Лигиным и министром народного просвещения Деляновым – с другой. Конфликт этот показывает, в какой мере политизация религии превратилась в арену столкновений различных сил, на которой разнообразные акторы соперничали друг с другом и боролись за прерогативу толкования монаршей воли.