Назир Сафаров - Гроза

— А интересовались ли вы, в чем была вина этих казненных?

— Что пользы в моем любопытстве? Ведь все равно я не мог бы вызволить обреченного из рук палача.

— Конечно, не мог бы. Никому еще не удавалось спасти осужденного, будь он виноват, будь не виноват. Но все же надо бы поинтересоваться, в чем вина узника.

— Нельзя сказать, что мне совсем не хотелось узнать, в чем виноваты предаваемые смерти, не один я, все интересуются, идут потом разговоры. Большинство зарезанных — это сказавшие что-нибудь про эмира или взбунтовавшиеся против него.

— Браво, усто! В свое удовольствие живут не только властители и насильники, но также льстецы, подхалимы, угодливые, подобострастные люди. Ведь все люди на земле происходят от одних прародителей. От ячменя ячмень, от пшеницы пшеница произрастает. Точно так же и человек от древнейших отца и матери. По-существу, люди друг другу все — братья и сестры. Поскольку это так, то нельзя ли нам всем жить дружно и ладно?

— Это вы у меня спрашиваете, у невежды и неуча? Спросите лучше, что можно изготовить из газганского мрамора? Я вам тотчас отвечу.

— Да, усто Карим, и вы, умеющий вдохнуть жизнь в газганский камень, происходите от тех же прародителей.

— Выходит, что эмир и этот вот Додхудай — мои родные братья?

— Выходит, что так.

— Нет, я не хочу марать свой род. Кто такие эмир с Додхудаем, и кто такой я? Они волки в человеческом облике, а я мирный каменотес.

— А что же вам не нравится, например, в Додхудае?

— Не знаю, что вам нравится в Додхудае.

Ходжа долго хранил молчание. Он глядел куда-то перед собой в одну точку и лишь изредка взглядывал на каменотеса.

— Простите меня, мой друг, усто Карим, оказывается, и вы любознательный человек, любите докапываться до истины.

— Куда уж мне докапываться до истины. Я простой каменотес. Обрабатываю мрамор, делаю чашку, делаю чернильницу, высекаю надписи на могильных камнях.

— Из того же мрамора делаете колонны для мечетей.

— Разве это плохо?

— Что вы! Разве я говорю… Вы — зодчий, вы мастер — золотые руки.

— Да уж во всяком случае, не склочник, не доносчик, не любитель копаться в чужой душе.

— Простите, усто Карим, я не хотел сказать вам ничего плохого. Я сказал, что вы любознательны в самом хорошем смысле, в том смысле, что вы мудрый человек, понимающий человек. Тысячу раз простите меня.

— Откуда взяться мудрости?! Профессия каменотеса досталась мне от отца. С тех пор как я себя помню — тешу камень, отламываю его от газганской горы, полирую, выделываю различные предметы. В этом труде проходит вся моя жизнь. Но, конечно, зачем мне скрывать от вас, вы разбередили мою душу. Очень часто, когда люди разговаривают о нашей жизни, появляются у меня мучительные вопросы, на которые я не нахожу ответа. Многое мне не нравится, но я ничего не могу придумать. А с кем мне поговорить по душам? Не с кем. С имамом Урганджи, э-ге-ге. Не успеешь и рта раскрыть, как он схватит тебя за горло. Так-то вот, мой ишан Ходжа. Сомнения, как муравьи, кишат в моей голове. Уж я думаю, что это арвох хочет меня сбить с пути истинного, тогда я произношу молитву. Да, да, не смейтесь, мой Ходжа.

— Ну и что, молитва сразу же освобождает вас от искушения нечистого?

— Я так и знал, что вы будете смеяться над бедным каменотесом.

— Простите, простите, усто Карим, я над собой смеюсь, а не над вами, Возникающие у вас сомнения — это неизменный спутник каждого, кто стремится отличить верное от неверного, правду от кривды. О если бы мы, мусульмане, привыкшие в любом случае ссылаться на шайтана или рахмана, могли бы вместо этого действовать по уму-разуму! К сожалению, многие причины препятствуют нашей свободе. Простите, хотя я и так уж разболтался, но еще одно хочу вам сказать, можно?

— Если хотите сказать что-нибудь полезное, то слушаю вас всей душой, мой ишан Ходжа.

— Вот видите — если полезное! Я скажу, а полезное это или нет — решайте сами.

…То, что я скажу, может быть, касается нашей веры, а может быть, это сказка. Я буду говорить, но смысл сказанного должны улавливать вы, усто Карим. Видите ли, оказывается, между аллахом и нашим пророком, посланником бога на земле, есть посредник, связной Джабраил-алайхиссалом. Понимаете ли вы это?

— Уж лучше вы объясните мне.

— Посредник — это слуга бота. Каждое волеизлияние аллаха, каждое его слово он передает пророку, а каждое слово нашего пророка несет аллаху. Но дело в том, дорогой усто, что этого Джабраила, который носил бы слова бога пророку, никто, оказывается, не видел: ни шах, ни дервиш, ни один человек.

— Значит, этот слуга аллаха невидим для человеческого глаза.

— Кто это вам сказал?

— Кто мог сказать? Наш домулла Урганджи, например, и в коране, оказывается, это записано.

Возражая Ходже-цирюльнику, Карим то краснел, то бледнел, ибо сильно были затронуты его богобоязненные и благочестивые чувства.

— Много чего записано в коране. В том числе и рассказ о посреднике Джабраиле, носящем вести от бога и слова от пророка, но можно ли верить рассказу, не имеющему в жизни основы, я спрашиваю у вас, усто!

Долго молчал усто Карим, не зная, что ответить… Так и не дождавшись ответа, Ходжа снова заговорил:

— Нет ни одного человека, кто бы видел глазами эту связь, происходящую между пророком и богом при помощи Джабраила, Ведь и в наши дни есть люди, которые выдают ложь за правду, а правду за ложь!.. Но у меня другое обыкновение, усто Карим, я верю не услышанному, а увиденному собственными глазами, и постижимому человеческим умом. Не знаю, как вы, но я именно такой. Если я схватил правду за подол, то никто не может вырвать ее у меня. Разговоры о непостижимом я слушаю с сомнением и подозрением. А вы, как только у вас в душе появляется сомнение, сразу все сваливаете на сатану, произносите молитву и думаете, что изгоняете сатану. Тем самым вы сыплете песок в глаза правде и ослепляете сами себя. Нет, усто, размышлять, чтобы добраться до корня правды, — это не грех. Напротив, это — благодеяние.

— А они называют это грехом, — сказал, пожав плечами, Карим-каменотес. — Они говорят: «Не сомневайся! Не то станешь богоотступником! Бойся адских мук!» и рассказывают нам об ужасах того света.

— Видел ли хоть один человек тот свет, который наполняет ужасом ваше сердце? Есть ли такой человек, кто побывал на том свете? Так усто Карим, будете ли вы теперь верить рассказу о Джабраиле — вестнике бога и пророка? — сказал, улыбаясь, Ходжа-цирюльник.

Карим-каменотес медлил с ответом. Видимо, этот разговор был для него так непривычен, что он просто перепугался. В это время откуда ни возьмись подул сильный ветер, который еще больше напугал бедного каменотеса.

— Дорогой мой ишан Ходжа, что это за ветер, откуда он взялся? У меня и без него на душе было неспокойно. И в голове у меня гудит, словно и там беснуется этот сумасшедший ветер.