Ирина Гуро - На суровом склоне

Разными путями приходили люди к марксизму. Одни — от стихийной ненависти к эксплуататорам, другие — по классовому самосознанию. Курнатовский шел дорогой поиска истины. Марксистское учение захватило его непоколебимой железной логикой и бесспорностью теоретических построений.

В этот московский период его жизни огромная внутренняя работа происходила в нем: он высвобождался из пут народнических иллюзий. И, как человек дела, стал организатором и душой марксистского кружка в Московском университете. Здесь он вскоре разделил судьбу своих единомышленников: арест, пересыльная тюрьма, одиночка, ссылка.

В Шенкурской ссылке, где он оказался, были и народовольцы и социал-демократы. Курнатовский твердо отстаивает в горячих идейных схватках позиции марксизма.

…Глубоко законспирированный опытный агент охранки строчит донесение за донесением. Они аккуратно вшиваются в дело Курнатовского, в дело бескомпромиссного врага престола. Продолжается война, которую объявило ему царское правительство. Война последовательная, без перемирия, без милосердия.

Надо отдать должное проницательности охранки, она еще в студенческие его годы разгадала в Курнатовском одного из тех своих противников, которые никогда не сложат оружия. И навсегда он на виду у жандармов.

Он ненадолго уезжает к родным в Ригу, и тотчас директор департамента полиции извещает начальника Лифляндского губернского жандармского управления:

«…бывший студент В. К. Курнатовский поддерживает сношения со своими петербургскими знакомыми, разделяющими его преступные убеждения».

И когда в своих скитаниях он на короткое время исчезает из поля зрения сыска, грозная телеграмма департамента полиции призывает к порядку ротозеев:

«Сообщите немедленно, где и что делает студент Виктор Константинович Курнатовский».

Ему удалось уехать за границу, в Швейцарию. Но и в Цюрихе следят за ним заграничные агенты царской охранки.

В русской читальне Виктор Константинович с жадностью читал русские газеты, среди плевел официальных сообщений отыскивал зерна правды о происходящем на родине. А соглядатай уже отмечал его цепким взглядом. И в жандармской сводке сообщалось:

«…студент Курнатовский передал некоему лицу «Подпольную Россию» Степняка и книгу Энгельса…»

Не успел он переехать границу, как жандармы хватают его и — снова ссылка. На этот раз — в Сибирь…

С ледоставом движение по Енисею прекращалось. Отстоящий от железной дороги на четыреста с лишним верст, Минусинск казался еще более заброшенным, отгороженным от жизни нескончаемым пространством безлюдных степей, ледяной пустыней рек, снежных дорог, по которым от станка к станку, от одной этапной избы до другой тянулись лишь арестантские партии да почтовая кибитка, ныряя в сугробах, выносилась тройкой заморенных лошадей к «присутственному месту».

Минусинск словно погружался в долгую зимнюю спячку. Заносило снегом большую немощеную площадь в центре города, и с его белой пеленой сливалась неуклюжая, приземистая церковь.

Первой мыслью приезжего было: вот здесь суждено тебе медленно остывать, теряя пыл души и хороня надежды.

Прибывший сюда новый ссыльный ни в коей мере не был лишен жизненного опыта, горького опыта. Но, будучи оптимистом, он умел побороть первое впечатление, как бы тягостно оно ни было. «И здесь может быть радость, и жизнь, и работа, и мечты», — так чувствовал он.

Все тут крупно, ярко, броско. Природа и люди под стать друг другу — гиганты. Минусинск заинтересовал и обрадовал Курнатовского. Простая и образная местная речь, чуть напевная, неторопливая, звучала в его ушах отрадою. И отрадою для глаз ложилась раздольная равнина, уводящая вдаль.

Меж отрогов Саянских гор, в живописной луговой долине, красиво лежало большое село Курагинское — место ссылки Виктора Константиновича Курнатовского.

В том, что социал-демократов расселяли подальше от рабочих центров, по глухим деревням, у властей был свой расчет. Расчет наивный, состоявший в том, что крестьяне, да еще сибирские, не составят «питательной среды» для социал-демократической пропаганды. Между тем ссыльные, вторгаясь в окружающую их жизнь, несомненно, влияли на нее, а порой оставляли глубокий след в душах людей, с которыми сталкивала их судьба.

Для Курнатовского главным событием в этот период была встреча с Лениным.

Владимиру Ильичу исполнилось 28 лет. Он был полон энергии, жизненных сил, надежд и планов. Дни его окрашивались большой любовью и счастьем в этой любви. Надежда Константиновна была с ним, понимала его во всем, разделяла его мысли, настроения.

Он работал много, упорно, плодотворно. Уже преодолена была горечь первых дней в Шушенском, когда, по его признанию, он избегал смотреть на карту Европейской России, чтобы не чувствовать страшной отдаленности от привычных мест в этих снегах, этой тишине, среди первозданной природы.

Но и здесь была Россия и милый сердцу ее ландшафт. И здесь был народ, огромное поле для наблюдения и изучения крестьянской жизни и даже возможность прямой помощи крестьянам, приходившим за советом. Глубоко интересовали Ленина люди. Он любил рассудительные и веские крестьянские речи. Он умел находить в них искры юмора и крупицы народной мудрости. Но самым важным в его жизни здесь была работа во имя будущего партии.

Среди множества его мыслей о предстоящем пути определилась как главная в ту пору одна: как преодолеть вредоносное влияние экономизма, подобно суховею, испепеляющего первые зеленые ростки рабочего движения. Как покончить с разбродом в партии, создать костяк движения, укрепить тонкие, непрочные нити, связывающие его руководителей. Нити, то и дело трагически обрываемые провалами и арестами.

В напряжении мысли бессонными ночами вынашивался и рождался план «Искры».

Курнатовский понял Ленина сразу, после их первой встречи. Он ставил Ленина выше Плеханова. Плеханов уже долгие годы стоял на пьедестале лидера и теоретика, а Ленин был в начале своего пути. И все же Курнатовский зорким взглядом увидел в Ленине будущего вождя.

Курнатовский был близок к напряженной духовной жизни Ленина. Их сближали также и скупые радости ссыльной жизни, и ее беды: смерть товарища переживалась здесь, при тесном общении, с особенной остротой.

Курнатовский чутко прислушивался не только к тому, что говорит Владимир Ильич, не только оценивал его мысли, которые привлекали логикой, боевой нацеленностью и глубоким знанием жизни.

Виктор Константинович смотрел и слушал, как живет Ленин. Как он жил в этой минусинской ссылке? Он жил, как и мыслил: очень смело, прямо и в каком-то упоении борьбой. Борьба в этом тихом, заснеженном углу шла все время, напряженно, не ослабевая. Она, как быстрая вода подо льдом, пробивала сонную тишь «старой ссылки».