Маргарет Грэм - Раскол дома [litres]

– Потом, сейчас два часа ночи, – перевел Абрахам. – Повозка придет утром.

Они сидели рядом с Отто до рассвета.

Наступил рассвет. Время медленно тянулось. Они немного поговорили о жизни, о совершенных ошибках, о своих надеждах, настолько скудных, так что оба предпочли остаться в прошлом. Именно по прошлому Тим тосковал: по оставшейся в нем защищенности, добру. И тогда ему стало очевидно безумие его заблуждений и поступков.

Их мучила жажда, и разговор постепенно затих. Минуты складывались в часы, до их слуха доносилось звяканье цепей, когда очередного мужчину или иногда женщину тащили мимо их камеры. Пленные все время стонали и взывали о своей невиновности, и чтобы не слышать, они зажимали уши руками. Но невозможно было остановить растущую панику и ужас. Когда наступит их очередь?

Ближе к вечеру их тычками в спину погнали по лестнице на два пролета вверх, но из-за цепей они могли передвигаться лишь крошечными шажками. Абрахам прошептал:

– Скажите им о Хейне, друге вашей матери. Он организует, чтобы вас освободили.

Тим покачал головой. Он еще недостаточно страдал за все, во что верил, за все, что сделал.

Они проковыляли по коридору к каким-то дверям, и Тим заметил, что Абрахам напрягся.

– Я прощаюсь с вами, мой друг. Да пребудет с вами ваш Бог.

Он не сводил глаз с дверей.

Тим переводил взгляд с Абрахама на двери и обратно.

– Пусть и ваш пребудет с вами, хотя он у нас один. Если я выберусь, могу ли я связаться с кем-нибудь из ваших?

– Увы, все они разбежались и исчезли, и я не знаю где. Меня зовут Абрахам Валтерс. Мой отец, теперь уже покойный, был ариец. Если вы по случайности столкнетесь с кем-то, кто будет искать члена своей семьи с этим именем, прошу вас, расскажите им обо мне, чтобы я продолжал жить, пусть только лишь в их памяти.

Они подошли к самым дверям. Охранники прошли вперед. Абрахам наклонился к Тиму и торопливо произнес:

– В продолжение того, о чем я говорил. У меня в кармане коробочка с мезузой. Пожалуйста, засуньте руку и заберите ее. Храните ее в надежном месте и положите где-нибудь у вас в доме, когда вернетесь. Пусть что-то от моей матери, отца и меня самого останется. Мысль об этом укрепит меня и убережет от страданий, если я буду знать, что ее не растопчут их сапоги. Но берегитесь, с ней вы будете в опасности. Откажитесь, если таково ваше желание.

Тим раздумывал не дольше доли секунды и забрал коробочку.

Тяжело ступая, охранники вернулись, и Абрахам сказал:

– Вы храбрый, хороший человек. Не страдайте о прошлом, как, я уверен, вы делаете, но меняйте будущее.

Через двери его потащили первого. Тим крикнул:

– Истерли Холл, если выживете.

Охранник ударил его сбоку. Он снова крикнул:

– Вы будете жить в моей памяти, Абрахам Валтерс.

Полицейский ударил его еще раз и пихнул на стул, стоявший у стены. Абрахама протащили и толкнули вперед через еще одни двери, закрывшиеся за ним.

Напротив Тима за столом сидела женщина. Она курила сигарету и писала. Столов было пять, и за всеми сидели курящие женщины и что-то писали. Напротив каждого стола сидели четверо мужчин и одна женщина, закованные так же, как и он сам. Одного из мужчин у дальнего стола толкнули вперед. Остальные говорили тихими голосами, отвечая на вопросы, звучавшие как выстрелы. За спиной каждого из допрашиваемых стоял полицейский с дубинкой.

Женщина затушила сигарету и передала мужчине исписанный лист бумаги и ручку, указывая на определенное место. Мужчина покачал головой и бесстрашно принялся читать то, что она написала. Она вытянула руку и сильно ударила его по губам. Звук шлепка эхом разлетелся по всей комнате. Никто не обернулся. Женщина что-то крикнула, но мужчина продолжал читать. Она снова его ударила. Мужчина дочитал до конца и только после этого подписал бумагу.

И тогда Тим понял, что мужество этого человека запомнится ему на всю жизнь.

В этот момент двойные двери слева от него открылись. Один из охранников, стоявших за спиной у пленных, обернулся и указал на него. Тим повернулся. Тяжесть в голове отдавалась болью, саднило во рту – он укусил себя за щеку в какой-то момент, когда его били. В дверях появился Хейне, одетый в форму СС. Наручники и цепи сняли, и Тим, покачиваясь, поднялся на ноги. Хейне не пошевелился, чтобы помочь ему. Тим с такой силой сжал кулаки, что ногти впились в кожу. Хейне ничего не сказал и пошел по коридору. Тим, хромая, старался не отставать.

– Когда оказалось, что ты не вернулся, твоя мать заставила меня обзвонить все полицейские участки, – голос Хейне звучал ровно и холодно. – Я не поверил своим ушам. Мне сказали, что ты обычный хулиган и препятствовал задержанию преступников полицией.

Тим ответил:

– Это ложь.

Хейне резко остановился, и Тим налетел на него. Немец смотрел прямо перед собой.

– Я не лгу. Полиция не лжет. Теперь ты будешь молчать, пока с тобой не заговорят. Ты поможешь своей матери с этой ее вечеринкой-сюрпризом для меня и не скажешь, что я об этом знаю. Потом ты уедешь обратно в Англию, где найдешь и заберешь подложное письмо, якобы написанное твоей матерью. Серебро украл кто-то другой.

Хейне пошел дальше. Тим сунул руку в карман и крепко сжал коробочку с мезузой.

Когда автомобиль остановился у подъезда их дома, Хейне открыл дверь и сказал:

– Ты вымоешься, примешь душ и будешь помогать матери. На вечеринке ты присутствовать не будешь и останешься у себя в комнате. Я не желаю тебя видеть и утром тоже. Ты будешь делать то, что тебе сказано, в благодарность за мои усилия. И, как я тебе приказал, ты найдешь это письмо.

Он неожиданно улыбнулся.

– Тогда мы все станем друзьями.

Тим, прихрамывая, вошел в подъезд и поднялся на лифте на третий этаж. Подойдя к двери квартиры, он провел рукой по отшлифованному дереву косяка. Небольшая вмятина еще оставалась, и, ощутив ее под пальцами, он испытал такое облегчение, что у него подкосились ноги. Дух прежних хозяев все еще присутствовал в этом доме. Он позвонил, и мать открыла дверь. Она не обняла его, и презрительная гримаса на ее лице сказала ему обо всем.

– Прошу прощения, матушка. Произошел неожиданный инцидент. Полицейские кого-то преследовали, мы просто столкнулись, и они упали, как кегли от удара шаром.

Она побледнела, на ее лице отчетливо читался испуг.

– Глупый мальчик, этого нельзя делать здесь, в Германии. Хейне хочет, чтобы ты нашел…

Тим поднял руку.

– Я знаю. Приказ я уже получил.

Он направился в свою комнату, чтобы умыться. Она крикнула ему вслед:

– Не будь таким грубым, черт возьми!

Он вошел в спальню и закрыл за собой дверь.

Позже он помог Амале накрыть стол для фуршета: положил салфетки и серебряные сервировочные ложки и вилки. Из кухонного буфета он привез на тележке гору фарфоровых тарелок. По ее указке он занимался этой работой примерно час, раскладывая столовые приборы и с каждым новым предметом задаваясь вопросом, где теперь прежние владельцы этих вещей. Стол для закусок он накрыл парчовой скатертью. Наконец Амала жестом указала ему на бокалы и бутылки, стоявшие в шкафчике за стеклом. Именно этого момента Тим дожидался. Он кивнул, и Амала удалилась на кухню.