Кейт Куинн - Змей и жемчужина

Дверь опять скрипнула и отворилась.

— Леонелло. Позвольте мне помочь...

Это был голос Кармелины Мангано, я сразу узнал се венецианский акцент. Послышались быстрые шаги, потом я почувствовал, как её жилистая рука приподнимает меня, чтобы мне было легче дышать. Мне было слишком больно, чтобы отказаться от её помощи, и во мне стала подыматься злоба. Как она смеет предлагать мне помощь, если я не могу её отвергнуть?

— Сейчас, выпейте вина. — Она подложила мне под спину подушки, так что я почти что сел, потом подбежала к жаровне, пошевелила кочергой угли и снова откупорила бутылку вина. Откуда в ней было столько энергии после такого тяжёлого дня, я не понимал. Я с трудом сделал несколько неглубоких вдохов своими булькающими лёгкими и снова придал лицу спокойное выражение. Мой расплющенный мизинец заболел ещё пуще, уже на совершенно другом уровне, чем остальные пальцы моей изувеченной руки, словно в него вцепились чьи-то острые зубы.

— Думаю, я тоже выпью вина, — сказала Кармелина через своё костлявое плечо, ища в корзине ещё один кубок. — Мадонна Джулия велела нам попытаться поспать, пока она будет ужинать с французскими офицерами. Но вряд ли кто-нибудь из нас, служанок, сможет хотя бы закрыть глаза после всего того, что нам кричали из-за дверей французские часовые.

Я посмотрел на неё, когда она вручила мне кубок.

— Спасибо.

Она отвела глаза. Синяк на половине её лица был почти таким же впечатляющим, как и мои. Кроме синяка на её лице, под глазами темнели фиолетовые тени от усталости, а её курчавые чёрные волосы вылезли из косы и вились по спине. Они уже здорово отросли и достигали середины спины.

— Хотите поесть? — Она дёрнула за вылезшую из рукава нитку. — Французы дали нам еды, и у меня ещё есть остатки вкусного сабайона из корзинки Бартоломео.

— Я не голоден. — Я взял кубок левой рукой — К тому же вряд ли я проживу так долго, чтобы ваш сабайон переварился.

Она вздрогнула.

— Неужели всё так плохо?

— Да нет, всё чудесно. — Я сделал картинный жест, указав на свои синяки, бинты, на воздух вокруг меня, который так вонял. Я точно обмочился. — Куда лучше, чем массаж, горячая ванна и мягкая постель с ожидающей в ней Джулией Фарнезе. — Я выпил полкубка. Обычно я пил немного, но у умирающего есть свои привилегии. — Хорошее вино. Это то белое вино из Кьярелло?

— Да, я откупорила наше лучшее вино, чтобы не дать французам найти его и украсть. — Она отпила большой глоток. — По-моему, мы его заслужили.

— Я — да. А вам, Signorina Cuoca, придётся за многое ответить.

— Что вы хотите этим сказать? — опасливо спросила она.

— А то, что это вы виноваты в том, что мы поехали по дороге Монтефьясконе, прямо в лапы к французам. Вечером перед отъездом из Каподимонте я охранял дверь мадонны Джулии. Вы принесли ей тарелку печений и рассказали жалостную историю о том, как на вас якобы напал повар-мужчина и поставил вам этот синяк на лице. И вы спросили её, не могли бы мы поехать другой дорогой, чтобы вы избежали встречи с ним.

— Это правда. На меня действительно напали. — Она повысила голос. — Я же не знала, что на другой дороге нас будут ожидать французы. Откуда мне было знать?

— О, этому я верю. Не верю только, что на вас действительно напали с целью изнасилования. Мадонна Джулия — доверчивая душа, она эту историю проглотила, а я — нет. Я видел, как вы орудуете мясницким ножом, Кармелина. Если бы какой-нибудь мужчина попытался без вашего согласия раздвинуть эти ваши длинные ноги, вы бы пригрозили ему ножом и заставили уйти с вашей кухни, а на следующее утро плюнули бы ему в лицо. А не сбежали бы в панике по другой дороге. — Я посмотрел в потолок и присвистнул. — По правде сказать, мне это в вас нравится. Если бы я был сейчас здоров, я бы вызвал вас на состязание по метанию ножей, напоил бы допьяна и сам попытался бы уговорить вас раздвинуть ноги. У нас с вами есть некоторая разница в росте, но это удивительным образом нивелируется в постели.

— Вы пьяны, — резко сказала Кармелина. Но глаза её широко раскрылись, и я почувствовал злорадство.

— Всё дело в тех венецианцах, которые остановились в Каподимонте на ночь, не так ли? Думаю, вы столкнулись с кем-то, кто вас знал. Скажем, с кузеном или братом. Может быть, с самим архиепископом — скажите, он что, встречал вас в вашем монастыре?

Она застыла как изваяние. От мерцающего света жаровни её прямой нос бросал на лицо тень. Где-то за пределами ризницы плакала служанка, а мадонна Адриана её успокаивала.

— Вы ошибаетесь, — сказала наконец Кармелина Мангано. Её голос вдруг стал скрипучим, как старое колесо. — Вы ошибаетесь. Я никогда...

— Оставьте, — с презрением сказал я. — У вас были острижены волосы. Вы избегаете церквей. Вы можете сколько угодно называть себя поваром, но до того, как вы надели поварской передник, на вас было монашеское покрывало. Полагаю, вы состояли в каком-то монастыре в Венеции, куда ваши родители отправили вас как лишнюю дочь. Ту, которая была слишком некрасива и имела слишком острый язык, чтобы найти ей мужа, даже если она умеет готовить как ангел. — Я смерил её взглядом. — Вы монахиня, Кармелина. Вы сбежали из своего монастыря, и если вас поймают, то ваша настоятельница в качестве епитимьи посадит вас на хлеб и воду и вам никогда больше не позволят готовить ничего, кроме водянистых монастырских кушаний.

— Нет. — Она как безумная затрясла головой: справа налево, справа налево. — Нет, я...

— Я догадался уже несколько месяцев назад. Думаете, почему я перестал изводить вас вопросами? Потому что в этом больше не было смысла — я и так знал. Я бы не стал никому ничего говорить, если бы это была не ваша вина, что у меня всё так болит. — Я швырнул в неё кубок и тут же задохнулся от острой боли, пронзившей мне бок. — Вы так боялись, что вас вернут в ваш монастырь, что привели нас всех прямиком в лапы французов. Из-за вас трое наших стражников были убиты, половина костей в моём теле треснула, а Джулия сейчас раздвигает ноги для французского генерала, чтобы мы все остались целы. Поздравляю вас с успешным спасением.

— Я не знала, что французская армия поджидает нас на этой дороге! Я не знала!

— Очень может быть, но в данную минуту я не в том настроении, чтобы прощать. Потому что я лежу здесь и умираю. — Выпивка мне явно не помогла. Левой рукою я вытащил подушки из-под спины и снова лёг ровно. — Так что теперь я знаю ваш секрет, Signorina Cuoca. Или я должен именовать вас Suora Carmelina? [119] Сестра Кармелина (ит.).

Она шумно втянула воздух. Я поднял бровь, натянув одеяло до подбородка.

— Поразмыслите вот о чём, — сказал я. — Скорее всего, я умру в этой постели. Но если я выживу и мы вернёмся в Рим, я тотчас вас сдам и с удовольствием посмотрю, как вас будут уводить в цепях.