Кейт Куинн - Змей и жемчужина

— А вы грубиян, малыш. — Однако молодой епископ кивнул, и его охранник разрезал верёвки на моих руках. Я начал не торопясь сгибать и разгибать пальцы, восстанавливая кровообращение в онемевших ладонях и массируя ноющее запястье, по которому бесстрастный стражник ударил тупым концом пики. У епископа это, похоже, вызвало раздражение.

— Я человек занятой... — начал было он.

— А я — мёртвый, — перебил его я. — И думаю, из нас двоих моё время более ценно. — С этими словами я взял первый из ножей и метнул его так близко от его уха, что его золотисто-рыжие волосы шевельнулись. Остриё с треньканьем вонзилось в гобелен, висящий на деревянной панели за его спиной.

Он не пошевелился. Я метнул второй нож, и он, пролетев со свистом, воткнулся глубоко в стену. Епископ повернулся, чтобы посмотреть, и увидел, что я бросил ножи так близко друг от друга, что он не смог бы просунуть между ними даже лист пергамента.

— Впечатляюще, — сказал он. — Где вы этому научились?

— Меня научили в балагане, когда я был ещё ребёнком. Они хотели, чтобы я кувыркался и жонглировал, но я вместо этого стал учиться у метателя ножей.

— Это куда опаснее, чем жонглирование.

— Зато не так унизительно.

Он что-то взял со своего украшенного инкрустацией стола, и я увидел, что это мой потрёпанный томик Цицерона.

— Для ценителя литературы необычно работать в балагане. Вы читаете по-латыни?

— Плохо.

— Но этому вы научились не у метателя ножей.

— Нет, этому я научился в школе. Мой отец не хотел, чтобы я на всю жизнь остался в балагане; он думал, что если я буду учиться по книгам, то когда-нибудь смогу получить место секретаря или частного учителя. К сожалению, он ошибался. Но к чему все эти расспросы, ваше преосвященство? Где бы я ни учился, меня там не научили летать, так что меня ждёт виселица.

— Может быть, и нет. — Он встал и выдернул ножи из стены v— Вы знаете, кто я?

— Нет.

— Я Чезаре Борджиа, епископ Памплоны. Мой отец — кардинал Родриго Борджиа.

— Отец? — Я поднял брови. — Разве в подобных случаях обычай не велит притворяться, что он ваш дядя?

— Я никогда не притворяюсь, — сказал Чезаре Борджиа. — К тому же после того, как Иннокентий умрёт, мой отец станет Папой и сможет делать всё, что захочет.

— Когда я в последний раз слышал о нём от тех, кто делает ставки на то, кто станет следующим Папой, он был на третьем месте — и к тому же с большим отрывом. Кажется, после кардинала Сфорца и кардинала делла Ровере.

— Мой отец уже подкупил Сфорца, — молвил молодой епископ. — Прислал ему четырёх мулов, груженных серебром.

— Оказывается, власть над всем христианским миром ценится дешевле, чем я думал.

— К счастью для моего отца. Я вернулся из Пизы, чтобы помогать его высокопреосвященству всеми правдами и неправдами добывать нужные голоса, пока он находится у смертного одра Папы. Сегодня, перед тем как отправиться в спальню Папы, у него выдалась свободная минутка, чтобы дать мне инструкции. Он хочет, чтобы я кое-кого нанял.

Я рассмеялся.

— Ну не меня же.

— Я могу действовать на своё усмотрение. У моего отца есть враги. После того, как начнётся конклав, они уже не смогут добраться до него лично, но они могут попытаться напасть на его семью. Мой брат Хуан и я сможем сами за себя постоять, но у нас есть ещё один брат, которому ещё нет и одиннадцати. — Его лицо на мгновение смягчилось. — И сестра.

— Dio, — сказал я. — А его высокопреосвященство ваш отец времени зря не терял.

— Моя семья уязвима. У нас есть охранники, но посетители, которых эти охранники пропустят, могут оказаться переодетыми наёмными убийцами. Мой отец хочет, чтобы я нанял телохранителя, который будет всегда находиться рядом с его семьёй, как последний заслон. Такого, на которого вряд ли обратят внимание.

— Вы могли бы нанять кого-нибудь повыше меня.

— Я бы так и поступил, — спокойно сказал Чезаре Борджиа. Из-за окна в свинцовом переплёте доносился далёкий звон колокола. — Но мой отец хочет защитить также и свою любовницу. Он совсем потерял голову от этой восемнадцатилетней девчонки, и ему вовсе не хочется, чтобы её и день и ночь охранял какой-нибудь рослый телохранитель. Карлик вроде вас подошёл бы ему куда лучше, когда речь идёт о ней. А ваше умение метать ножи, — и он со стуком бросил мои клинки на стол, — очень мне по вкусу. Никто из тех, кто может явиться, чтобы причинить вред любовнице моего отца или моей сестре, не станет принимать вас в расчёт, он решит, что вы что-то вроде шута, который смешит Лукрецию, или же слуга, который носит шлейф Джулии Фарнезе. И они будут продолжать так думать, пока им в горло не вонзится нож.

— Так, так. — Во рту у меня вдруг пересохло. Звон колоколов стал громче, как будто к нему присоединилась ещё одна колокольня. — А это задание, которое вы желаете мне дать — оно спасёт меня от виселицы?

— Если вы хорошо его выполните, то да. Возможно, это даже станет вашей постоянной работой, уже после выборов нового Папы. Я не имею ничего против того, чтобы нанимать на службу убийц, и его высокопреосвященство мой отец тоже. — Чезаре Борджиа сгрёб со стола мои ножи, осторожно, чтобы не порезаться об острые лезвия. — Они полезные люди.

— О да. — Вся тщательно рассчитанная мною вероятность моей смерти на виселице рассыпалась, как карточный домик. Колокола за окном теперь трезвонили вовсю. — Мы люди полезные.

— Кстати, как вас зовут? Вы так и не сказали своего имени моим охранникам. Даже Микелотто, а у него весьма пугающий вид.

— Меня зовут Леонелло, и я никого не боюсь. Но ради бога, почему трезвонят все эти колокола?

— Эти? — Чезаре Борджиа с непринуждённым видом пересёк комнату и распахнул окна. Тотчас на мои уши обрушилась бешеная какофония. Было очевидно, что звонят все колокола Рима. — Полагаю, Папа, наконец, умер, хвала Создателю. Это означает, что моему отцу предстоит поприсутствовать на похоронах, а мне — соответствующим образом настроить конклав. — Резко повернувшись ко мне, так что разлетелась его фиолетовая сутана, он протянул мне мои ножи рукоятками вперёд, словно некий стальной букет. — Так что вы скажете на моё предложение, Леонелло?

— У меня есть условие.

Он нахмурил брови.

— Не думаю, что вы можете ставить условия.

— Этот дом, о котором вы говорили, — тот, где живёт ваша сестра и любовница вашего отца, — продолжал я, не обращая внимания на его слова. — Там есть библиотека? И смогу ли я ею пользоваться?

Он рассмеялся.

— На оба вопроса ответ — да.

— Тогда, ваше превосходительство, — молвил я, отвешивая ему церемонный поклон, достойный придворного, — я всецело в вашем распоряжении.

Habemus Рараm [56] У нас есть Папа (лат.). — официальное объявление