Борис Костюковский - Главный университет. Повесть о Михаиле Васильеве-Южине

— Ну вот и пришли. Осваивайтесь, Михаил Иванович… Впрочем, если не возражаете, мы бы могли перейти на «ты»…

— С удовольствием, Виргилий Леонович! Давайте, пожалуй, я начну… Ты уверен, что здесь безопасно? Марат улыбнулся.

— Во-первых, дача надежно охраняется. Хозяин уже на посту. Во-вторых, выход в лес многое значит, а в-третьих, мы собираемся здесь по воскресным и праздничным дням, когда филеры тоже не прочь отдохнуть и закусить селедочкой вонючую стопку водки.

Дом был небольшой, но с широкой террасой. Стол приспособили под одной из лип, и ветки опускались прямо к головам сидевших под деревом. Между липой и террасой — небольшая цветочная клумба. Узкие дорожки от калитки к столу и к террасе были аккуратно посыпаны песком, и это вызвало недовольство Марата.

— Опять посыпали… Зря… Следы отпечатываются лучше. Песок-то мокрый…

— Хозяева надежные? — спросил Михаил,

— Вполне…

Марат представил им Южина просто:

— Решением Московского комитета в него введен Михаил Иванович Южин. Он будет ведать в нашем комитете вопросами агитации, пропаганды и печатного дела… Знакомьтесь, товарищи.

Как это могло случиться, что Михаил Иванович не заметил его сразу, этого рослого седеющего мужчину? Как не обратил он внимания на его богатырскую фигуру, на широкий размах плеч? Как его не привлек пристальный, недоумевающий взгляд?.. Перед его мысленным взором вдруг возник домик-вагон на железнодорожных путях…

Только сейчас понял Васильев, почему так удивленно смотрит на него Михаил-большой… Ну конечно же время нас меняет, да и фамилия совсем другая — Южин…

— Здравствуйте, товарищ Булгаков.

— Здравствуй, Михаил-маленький.

Они пожали друг другу руки с радостью, благодарностью, как бы скрепляя давнюю мужскую дружбу. Марат, наблюдавший за ними, спросил:

— Вы, оказывается, знакомы?

— Он жизнь мне спас! — воскликнул Булгаков.

— А он мне путь в жизни подсказал, — ответил Южин. Познакомился Васильев со своим однофамильцем Андреем — широколицым белобрысым парнем в серой косоворотке, степенным Станиславом Вольским, молодым, ее по годам серьезным Тимофеем. Он-то и сообщил Марату: неспокойно что-то на станции. Заметил какое-то оживление и Станислав.

— В случае чего, — предупредил Шанцер, — в лес и разбрелись в разные стороны. А пока продолжим.

Беседа на даче помогла уяснить Южину многое из того, что происходило в эти дни.

Состояние дел в Москве Марат не переоценивал. Трудностей было немало, комитет видел их отчетливо. В отличие от петербургских или ивановских, московские рабочие, в большинстве своем вчерашние крестьяне, еще не вполне осознали свое новое положение в обществе. В трудных условиях работали московские большевики, но первые успехи уже были. Михаил Булгаков рассказал о том, что железнодорожники Московско-Казанской дороги готовы бастовать, хотя вряд ли решатся сделать это первыми.

Марат поинтересовался, в чем причина.

Михаил-большой объяснил, что на железной дороге «действует» союз, который на решительные действия не способен. «И здесь либеральные болтуны», — подумал Васильев. Его удивило, что Станислав не согласился с Булгаковым, мол, для Москвы сейчас любая организация — большой шаг вперед.

— Нет уж, — не выдержал Южин, — мы с вами революционная организация. Этак завтра цыганский хор у «Яра» вы объявите прогрессивным союзом.

— Верно, абсолютно верно, — подхватил Марат. — Эти союзы растут как грибы. Даже «Союз союзов» объявился. Трещат как сороки, сами не знают, чего добиваются. Мы должны вырвать железнодорожников из сетей либеральных инженеров, пусть они поют не чужие, а наши, революционные песни. Пожалуйста, займитесь этим в первую очередь, товарищ Булгаков.

Вихрастый, с волосами словно из проволоки, Тимофей жаловался на стариков: уж было, казалось, все готово в Замоскворечье, да помешали они, отговорили молодежь проводить забастовку…

Южин попросил разъяснить ему, кто это такие — старики?

— Да просто старые люди, — объяснил Тимофей. — Они недавно из деревни, но связаны семьями и надеждой на хорошие заработки, потому ведут себя по-рабски покорно, боясь слово вымолвить против царя.

— У, бородатые черти, — не выдержал Марат, и все невольно расхохотались: уж очень потешно прозвучало это из уст бородатого секретаря МК.

— Зато на Даниловской мануфактуре дело налаживается, — словно оправдываясь, произнес Тимофей. — Правда, и там не все в порядке.

Он помялся немного и, виновато поглядывая на Марата, сказал:

— Вчера старики нашего агитатора избили. Чуть не до смерти. Слушали его, слушали, пока про экономические требования говорил, а как лозунг произнес «Долой самодержавие!»… Ну, словом, за рубаху его — и стянули с мостков, да и заехали по карточке.

Васильев расхохотался, вызвав недоумение Марата. Не мог же он объяснить, что нечто похожее однажды едва не приключилось с ним, когда вел он свою полемику с Шендриковым. И кроме того, очень уж смешно прозвучало у Тимофея «по карточке»…

— Весело? — без улыбки спросил Шанцер.

— Не очень, — в тон ему ответил Южин. — Правда, я вспомнил сходный эпизод в Баку.

— Вот и отлично, — твердо сказал Марат. — Ты и сходишь на Даниловскую мануфактуру — вместо того парня. Только предварительно в Замоскворечье пойдешь, надо помочь Тимофею организовать забастовку… — И с лукавинкой в глазах добавил, обращаясь к Михаилу Булгакову: — Как думаешь, не намнут бока нашему бакинцу?

— Конечно, намнут… Для пользы дела, — ответил Михаил.

Южин рассмеялся; ему все больше и больше нравился Марат — и серьезный, и деловой, и вместе с тем очень простой.

— А теперь, — произнес Шанцер, — приступим к чаепитию.

Он с удивительным проворством перескочил через перила террасы и вскоре появился с роскошным, в медалях, медным самоваром.

— Давай, Михаил, — крикнул он Южину, — принимай эту бомбу, а то разорвется. Готовьте чашки, начинается пир!

Но пировать не довелось. Прибежал хозяин дачи и встревоженно объявил, что в поселке появилась конная, полиция, кого-то ищут, повсюду рыскают…

— Не знаю, казаки или стражники…

— А возле дачи никого? — спросил Марат.

— Ходят какие-то… Вижу впервые… Может, гуляющие, может, и нет…

Марат подошел к забору, заглянул в щелку…

— Так… Ясно… Будем расходиться. Поодиночке и парами, как договорились. Первыми уйдут Южин и Тимофей…

— Эх, и чаю не дали попить, фараоны проклятые…

— Может, прихватим самовар? — предложил Южин.

— Нет, — не понял шутки Тимофей. — Тяжело.

Когда дача опустела, в поселке раздался пронзительный свисток полицейского и дробно разлетелся в лесной чащобе.

Под ногами трещали сосновые шишки. Давненько не был Михаил в хвойном лесу. До чего же соскучился он по пьянящему аромату его да тихому шепоту ветвей! Эх, если бы была с ним сейчас Маруськ, как радовалась бы она этой чаще! Где она сейчас? Успела ли вернуться в Баку? Как много бы он отдал, чтобы она оказалась с ним рядом!