Борис Костюковский - Главный университет. Повесть о Михаиле Васильеве-Южине

— И это вы называете вооруженной дружиной? Да вас иначе не назовешь, как банда! Вон ты, с кинжалом из театрального реквизита, — указал под общий хохот Михаил на молодого рабочего, принявшего воинственный вид, — ты со своим куском железа пойдешь против конного городового?

— Против конного не-е-е… — промычал парень.

— Ну вот, значит, противника выбирать себе будешь, чтоб и пешим был, и без оружия… Нечего сказать, герой…

Хачатур смеялся больше всех. Он видел, как нелепо выглядят эти вояки в глазах рабочих, и решил, что обязательно расскажет у себя в Замоскворечье обо всем, что видел и слышал.

— Нет, товарищи, не такое вооружение нам нужно. Рабочие люди обязаны наладить производство оружия настоящего, боевого, огнестрельного. Нам нужны винтовки, пистолеты, нам нужны пушки. Потому что вооружать мы будем не горстку людей, а народ, рабочий класс! Но и этого мало. Мы должны научиться владеть этим оружием. Рабочие Пресни ездят в леса, чтобы учиться стрелять, и вашему заводу не пристало хвастаться вот этой, с позволения сказать, дружиной. А чем вы хуже пресненцев? Разве вооруженное восстание народа не касается завода Гужона? Или вы доверите свою судьбу этой эсеровской компании?

Шум и возгласы убедили Хачатура: сила на стороне большевиков.

— Да здравствует всеобщая стачка! Да здравствует вооруженное восстание!

Домой шли с Хачатуром вместе. Парень был в восторге: ему казалось — нет на свете человека умнее и красноречивее, чем его бакинский друг.

— Здорово вы, Михаил Иванович, очень здорово! И где только слова у вас такие берутся?

— Слова? — спросил Южин. — Давай-ка присядем, Хачатур, я тебе прочитаю несколько слов. Слушай.

Михаил оглянулся, нет ли кого-нибудь вокруг. Шумели листвой деревья у Патриарших прудов.

— «Судьба русской революции зависит теперь от пролетариата… Только он может новым геройским усилием поднять массы, разъединить колеблющуюся армию, привлечь на свою сторону крестьянство и вооруженной рукой взять свободу для всего народа, раздавив без пощады врагов свободы…» Знаешь, кто это написал?

— Нет, — признался Хачатур.

— Ленин Владимир Ильич.

Стоял погожий сентябрьский день, когда Михаил вместе с Хачатуром направились на митинг железнодорожных рабочих. Это были дни, когда революционные события в Москве начали развиваться с новой силой. Вспыхнула всеобщая забастовка печатников; бастовало шесть тысяч типографских рабочих. Более десяти дней не выходили газеты в Москве, и градоначальник вынужден был разрешить типографским рабочим собираться в закрытом помещении для обсуждения своих дел.

В эти дни Васильев выполнял важные задания МКа он вместе с другими членами комитета выезжал на крупнейшие предприятия города, добиваясь того, чтобы забастовка охватила все рабочие районы.

В мастерских Брестской железной дороги в это время бастовало свыше тысячи рабочих.

Хачатур бывал уже на многих митингах и собраниях вместе с Южиным, и всякий раз убеждался в необходимости своего присутствия. Михаил Иванович, увлеченный работой, порой забывал об опасности.

Вот и сейчас они узнали, что мастерские оцеплены войсками.

— Вы не имеете права рисковать! Вам нужно уйти, — сказал Хачатур.

Михаил посмотрел на него сурово.

— Ни в коем случае! — решительно сказал он и обратился к железнодорожникам: — Товарищи! Вам нечего бояться ни жандармов, ни войск. Вы не одиноки в своей борьбе. Бастуют печатники и пекари, бастуют фабрики и заводы. Придет время, и солдаты, вчерашние рабочие и крестьяне, тоже встанут с нами в один ряд. Заливистые свистки заглушили речь Южина.

— Р-разойдись! — командовал казачий командир, сдерживая нетерпеливого коня. — Предупреждаю — мне приказано открыть огонь, если не прекратятся безобразия.

В том, что этот свирепый усач выполнит свою угрозу, сомнений не было. И все-таки отступать нельзя, теперь это понимал и Хачатур. Он только старался быть поближе к Южину, прийти к нему на помощь, если это потребуется.

Михаил продолжал, словно и не слыхал угрозы казачьего командира:

— Нас не испугают ни угрозы, ни пули. Да здравствует всеобщая стачка! Да здравствует всенародное восстание!

Выстрел взорвал воздух — командир стрелял вверх.

— Шашки наго-ло! — скомандовал он. Казаки устремились на железнодорожников.

— У кого есть оружие — ко мне, — кричал Южин, не сходя со своего места.

И вдруг он почувствовал, как что-то горячее и острое вонзилось в его плечо. Он оглянулся, инстинктивно схватил правой рукой пенсне, точно боялся, что оно может упасть.

— Михаил Иванович! — закричал Хачатур, увидев, что рассеченный рукав пальто Южина набухает кровью.

Казачья шашка задела плечо, вызвав обильное кровотечение. Хачатур в эти дни не уходил из квартиры Михаила Ивановича, ухаживал за ним, как самый близкий и преданный человек. Несколько раз заходил и Булгаков, приносил ему гостинец — вкусные картофельные оладьи, «деруны». Их готовила старшая дочь Михаила.

Поредела некогда большая булгаковская семья. Похоронил Михаил-большой жену, ушли на заработки сыновья.

— Да, — приговаривал Булгаков, — не пишут мои сыновья. Хорошо хоть через друзей вести от них получаю. Твои братья, Михаил Иванович, тоже, кажется, разлетелись…

Васильев редко делился с друзьями своим горем, своими бедами. Где сейчас Мария, в какой тюрьме, а может быть, ссылке? Сердце замирало, когда вспоминал он о жене…

Уже три месяца, как не посылает он денег матери: нет ее больше в живых. Надорвалась она на непосильной работе, а окончательно подкосило ее известие о гибели самого старшего — первенца ее. Чужие люди сообщили Михаилу Ивановичу о смерти матери, приписав, что деньги, которые он посылал ей, пришлось отдать, чтоб похоронили ее по-хорошему, по-христиански. Когда доведется ему посидеть возле ее могилы…

Где-то еще один брат Михаила. Да где? И жив ли?

Об отце Михаил почти не вспоминал: не мог он простить ему изломанной жизни матери.

Уже через неделю после ранения Южин получил от Московского комитета новое важное поручение.

— Мы обязаны помочь молодежи пойти за рабочими, — говорил Марат.

Южин тоже понимал, насколько важно направить учащихся по революционному пути.

Молодежь он знал хорошо и верил в ее традиционную революционность. На его памяти были первые марксистские кружки рабочего толка в университете, он видел, как тянутся студенты к рабочим, он и сам именно среди рабочих впервые ощутил силу марксистских идей, Дважды был арестован — в девяносто шестом и девяносто девятом годах. Южин видел, как революционно настроены многие московские учебные заведения. Он написал от имени Российской социал-демократической рабочей партии листовку, которую так и озаглавил: «К учащейся молодежи».