Борис Костюковский - Главный университет. Повесть о Михаиле Васильеве-Южине

— Кто же это? — наперебой спрашивали ребята, тем более что таинственная «она» вовсе не походила на обычную снежную бабу. Она была худенькая, с тонкой шеей и маленькой головкой.

— Отгадайте, — говорил дядя Миша. — А пока тащите шляпу, шарф, мочало для кос, ленты, зерна кукурузы для бус, угли.

Скоро у снежной фигурки все уже было «на месте», кроме носа.

— Ну, кто же это, по-вашему? — допытывался Михаил Иванович и заразительно смеялся. Вдруг, приделав красавице ужасный нос, он объявил:

— Это же Оля!

Оля, старшая дочка Добрыниных, возмущенная, оскорбленная, пыталась дотянуться до носа и оторвать его, но, увы, он был высоко — не по ее росту.

Ребята взялись за руки и водили хоровод вокруг снежной «Оли»; настоящая Оля убежала.

Лишь поздно вечером дядя Миша поймал Олю и, посадив ка колени, сказал:

— Хочешь, спою твою любимую «Марсельезу» на французском?

Оля, опустив голову, еле слышно шепнула: «Хочу!» — и примирение состоялось.

— Спасибо! — радостно и благодарно сказала девочка, когда «Марсельеза» была спета.

— Я хочу сказать тебе: никогда не обижайся на шутку, — серьезно, как взрослой, посоветовал Михаил Иванович. — Шутку надо принимать со смехом. Ну разве у тебя большой, некрасивый нос? У тебя маленький, хорошенький, как пуговка, носик. Это же все знают.

Поздно вечером, сидя на берегу рядом с женой, Михаил Иванович говорил:

— Ах, Маруськ, родной мой! Если бы ты знала, как я хочу, как я мечтаю иметь ребенка! Такую девчоночку…

— Ты никогда об этом не говорил.

— Да, да, раньше мне некогда даже было об этом подумать. А вот теперь… полезли в голову всякие несбыточные мечты.

— А почему несбыточные? — улыбаясь, сказала Мария. — Мы же еще так молоды…

Чтобы подготовиться к сдаче экзаменов, Михаилу Ивановичу потребовалось полгода… И очень часто, когда он сидел за книгами и конспектами, перед ним вставал пример Владимира Ильича: Надежда Константиновна рассказывала ему, как Ленин ездил из Самары сдавать экстерном за Петербургский университет…

Сдавать экзамены Южин решил в Юрьевском университете; не ехать же в Петербург или Москву, где его каждая полицейская ищейка знала. Захаров свое обещание сдержал: документы были выправлены по всей форме, даже свидетельство о благонадежности выдали на имя Михаила Ивановича Васильева, благо имя, отчество и фамилия оказались очень распространенными…

Исчезнуть из Язона незамеченным (на экзамены требовалось, по самым скромным подсчетам, не меньше месяца) при создавшихся условиях, когда пристав целиком и полностью стал доверять «своему» ссыльному, не составляло уж такого труда. Тем более, что обычно после очередного посещения пристав являлся только через месяц-полтора. Но на всякий случай в Юрьеве программу сдачи экзаменов Южин уплотнил до трех недель. Ему вовсе не хотелось подводить своего покладистого и доброго поручителя Павла Андреевича.

За эти три недели Михаил Иванович сдал семнадцать экзаменов, из них пять государственных.

Последним он сдавал богословие профессору, который чем-то напомнил ему Павла Андреевича: такой же богатырский рост и размах плеч, такая же бородища и такой же все понимающий и во все проникающий взгляд.

Михаил Иванович к этому дню уже был вымотан до предела. Болезненный румянец, худоба, характерный для чахоточных блеск в глазах не оставляли никаких сомнений в том, что человек находится на грани своих физических возможностей. Профессор богословия смотрел на измученного великовозрастного студента с явным сочувствием.

На вопросы Васильев отвечал свободно, чувствовалось, что материалом он владел обширным, но, когда речь зашла о том, как Иисус накормил пятью хлебами тысячи людей, еле уловимая улыбка промелькнула на его губах.

Эта ирония не укрылась от профессора. Да Васильев, кажется, и не пытался ее скрыть.

— Вы атеист? — спросил профессор.

— Да.

— Что же, похвально, похвально… — после некоторой паузы произнес профессор, поглаживая свою ухоженную рыжую бороду. Было непонятно, к чему относится это «похвально»: к тому ли, что экзаменуемый — атеист и признается в этом, или к тому, что так хорошо отвечал.

— Пять, — сказал профессор, — я ставлю вам пять и все же советую… Впрочем, кажется, вы не нуждаетесь в моих наставлениях? Что с вами?

— Воды… если можно, воды… — проговорил Южин.

— Да, да, вы очень побледнели. Я сейчас, сию минутку.

Так закончился для Южина этот странный последний экзамен на звание кандидата прав.

Мария, которая поддерживала его во всем, на этот раз сказала:

— Не мальчишество ли это? Сколько нужно человеку университетских дипломов? Ведь один есть… Ну позанимался, изучил юриспруденцию… Но экзаменоваться, да еще рисковать свободой…

Она хотела сказать то, что всегда было у нее на уме, да так ни разу и не произнеслось; «Себя пожалел бы…» И сейчас не смогла. Он стоит перед ней, измученный, утомленный.

— Ну, со щитом или на щите?

— С дипломом, Маруськ, с дипломом. Впрочем, это ее главное. Мне бы сейчас пообедать и поспать… А может, и наоборот… Поспать, а потом пообедать…

Он шутил, но в его шутках Мария уловила какую-то непонятную грусть…

— Что? Не слишком успешно? — допытывалась она. Он посмотрел на жену и ласково обнял ее.

— Все в порядке… Вот только липовыми документами юристу, будущему присяжному поверенному, пользоваться не слишком приятно. Впрочем, может быть, это первый профессиональный шаг…

И он невесело улыбнулся.

Трудно сказать, помогла Михаилу его новая профессия или, напротив, подвела. Он уехал в Тифлис, поступил помощником к известному тифлисскому присяжному поверенному Джапаридзе и сразу же приобрел довольно широкую известность. А именно она и привела его в жандармерию…

— Мы вас, милостивый государь, днем с фонарем ищем, — сказал, хитро улыбаясь, жандармский ротмистр. — Как же-с, такой знаток естественных наук, как вы…

— Ошибаетесь, господин ротмистр, я окончил юридический факультет…

Михаил носил при себе диплом: он рассчитывал на магическую силу слова «юрист» куда больше, чем на официальность обыкновенного паспорта.

Но жандармский ротмистр не проявил к диплому никакого интереса.

— Вай-вай-вай, — помотал он головой, — нехорошо, господин юрист, обманывать честных людей. Вы нас уже провели в Петербурге, Москве, Сухуме… Теперь пожалуйте в тифлисский замок… Конечно, там хуже, чем в университетской аудитории, но что поделаешь, не всегда удается обвести жандармерию…

Такой отвратительной тюрьмы Южин не встречал еще ни разу. Да к тому же сосед по камере оказался удивительно беспокойный: он метался из угла в угол, не замечая Васильева, и разговаривал сам с собой. В первую минуту появления Васильева он близоруко посмотрел на него.