Борис Костюковский - Главный университет. Повесть о Михаиле Васильеве-Южине

— Почему вы решили? — настороженно спросил репортер.

— Увы, такие дела решаю не я, а народ. А уж он точно знает, кого утвердить, а кого обезглавить.

— Обезглавить? Нет, вы серьезно? Ну, не думаю… Подумаешь, временный комитет. Временное правительство. Даже восстание в войсках. Это еще не народ. Временное… — подчеркнул репортер.

— Временное правительство… Но ведь есть, наверное, Совет, — подсказал Милютин.

— Нет, насчет Совета ничего не сказано.

— Ах, милостивый государь, — вздохнул Южин, — в какое трудное время мы живем, как меняются люди! Сидите, спрятав малюсенькую тайну, забыв, что завтра придете ко мне за судебным материальчиком. Быть может, вы теперь превратились в политического обозревателя или фельетониста?

— Упаси бог и помилуй, — взмолился репортер. — Ни в коем случае. Просто, — он оглянулся по сторонам, — в сообщении почти ничего не сказано, кроме того, что вы, я вижу, и без меня знаете. В Питере временным комитетом Государственной думы образовано Временное правительство, и вспыхнуло восстание в войсках. Велено это сообщение пока не печатать. Вот и все.

— Все ли?

— Все… Впрочем, сегодня в пять часов в здании городской думы состоится экстренное, — он подмигнул, — совещание гласных.

— Ну, это нам известно, — махнул рукой Южин, вызвав улыбку Милютина (ведь именно это они и хотели узнать). — Впрочем, спасибо.

Ровно в пять часов Михаил вошел в думу. На улице по-прежнему собирались люди, обсуждая просочившиеся в печать сообщения из Петрограда.

Южин не удивился, увидев в здании думы помимо гласных и рабочих, и газетчиков, и просто любопытных.

Уже время начинать, но зал по-прежнему гудел.

И вдруг гласные засуетились. Южин не сразу заметил человека, которого, видимо, и ожидали.

— Губернатор…

— Губернатор…

— Господин главноначальствующий…

Губернатор Тверской шел подчеркнуто твердым шагом. Он направился к трибуне и, тяжело взобравшись, повернулся к гласным. Лицо его было бледным.

— Господа, — стараясь говорить уверенно, начал он. — Мы собрались сегодня экстренным образом потому, что нас вынудил к этому тревожный и пока во многом не определившийся час… Господа, я имею вам сообщить, что в Петрограде образовалось новое правительство…

Он ожидал реакции гласных, но сообщение это уже было всем известно и эффекта не произвело. Подробностей же, которых ожидал зал, Тверской, видимо, и сам не знал.

— Господа, я прошу вас в это смутное время сохранить нашу верность отечеству и порядку. Нельзя допустить, чтоб на сцену выступила «улица»!

— Ого! — вырвалось у Южина, и этот возглас подхватили голоса рабочих. Южин наклонился к соседу, знакомому по «Маяку», и тихо сказал: — Беги к Милютину, срочно собирайте товарищей в «Маяк». Я скоро приду туда.

Между тем губернатор продолжал уже воинственно:

— Что же касается меня, то я не оставлю своего поста до тех пор, пока меня не отзовет с него государь-император. Ура армии и ее верховному вождю!

Слились воедино крики гласных «ура!» и возмущенные возгласы рабочих.

— Гласные-то наши не разучились кричать «ура!» — шепчет Южину сидящий рядом товарищ.

— Ах, олухи! — негодует Южин. — Ну, поговорите, послушаем, что вы запоете перед лицом «улицы».

Губернатор удалился, и тотчас кто-то объявил, что в девять часов состоится еще одно заседание думы — расширенное, с участием представителей общественных организаций. Приглашались представители биржевого комитета, земской управы, общества купцов и мещан и даже окружного суда. Насчет рабочих — ни слова.

Южин поспешил в «Маяк». Необходимо было до девяти часов определить, как вести себя дальше, с чем явиться на расширенное заседание думы.

В клубе уже было шумно и людно. Бегал, суетился усач Марциновский, гудел, устанавливая порядок, Милютин.

Южин вошел торопливо, и тотчас все замолчали.

Михаил Иванович рассказал о только что прошедшем заседании думы и закончил с нажимом:

— Мы должны сказать свое слово от имени той самой «улицы», которой так боится губернатор. И выступать, и спорить, и бороться будем. А завтра… завтра будем создавать Совет… Да, мы создадим свою власть и посмотрим, чья возьмет.

Дума кишмя кишела пародом. Не только сесть — стоять негде было. Но «маяковцы» были настойчивы. Они буквально ворвались в зал, и перепуганные «отцы города» Неспокойно заерзали в своих креслах.

— Трепещите, «улица» идет! — не удержался Марциновский.

За окнами уже давно властвовала густая вечерняя мгла — был уже десятый час. Вокруг думы толпились люди, бушевали, пытаясь проникнуть в здание, чтобы хоть краем уха услышать, что скажут гласные.

— А царя спихнули или сам ушел?

— Сказывают — отрекся.

— О боже… Без царя-то как?

Вдруг эту говорливую суету прервал пронзительный мальчишеский свист. По улице в расстегнутой шипели, с шайкой в руке бежал полицейский. За ним, свистя и крича, бежала толпа гимназистов, студентов:

— Бей «фараонов»!

— Отрыжка самодержавия!

— У-у-у-у-у…

Мужчина в жестком котелке и с могучей тростью в руках, тщетно пытавшийся доказать свое право пройти в городскую думу, гневно воскликнул:

— Анархисты! Посмотрим еще, как они обойдутся без полиции. Молокососы!

Но увесистый снежный ком, метко пущенный в его праздничный котелок, охладил возмущенного господина.

Заседание думы началось. Заместитель городского головы Яковлев читал только что полученную телеграмму из Петербурга:

— «Временный комитет членов Государственной думы при тяжелых условиях внутренней разрухи, вызванной мерами старого правительства, нашел себя вынужденным взять в свои руки восстановление государственного и общественного порядка…»

Яковлев читал холодно и бесстрастно. Но постепенно в его голосе начали звучать торжествующие нотки:

— «Сознавая всю ответственность принятого им решения, комитет выражает уверенность, что население и армия помогут ему в трудной задаче создания нового правительства, соответствующего желаниям населения и могущего пользоваться его доверием…»

Васильев слушал недоумевая… Неужели это то, чего так долго и трепетно ждали?

А Яковлев, подчеркивая каждое слово, буквально пропел подпись под этим документом, точно это было главное в нем:

— «Председатель Государственной думы Родзянко». Родзянко… Восстановление порядка… Временное правительство… А где же революция?

Южин переглянулся с Милютиным, с Марциновским, с другими рабочими.

— Какая же это революция, черт побери! — воскликнул Милютин.

На него оглянулись, зашикали. Яковлев уже читал заранее приготовленный текст приветственной телеграммы новому правительству.

— «Городская дума, — все больше распалялся Яковлев, — в союзе с живыми силами народа окажет со своей стороны помощь Временному правительству в деле водворения порядка…»