Борис Костюковский - Главный университет. Повесть о Михаиле Васильеве-Южине

Саратов, 3 марта.

«В. час ночи состоялось организационное заседание созданного буржуазией общественного городского исполнительного комитета. Председателем комитета избран присяжный поверенный, член I Государственной думы А.А. Токарский. Представитель Совета рабочих депутатов М.И. Васильев-Южин предложил немедленно арестовать губернатора. Кадеты с ним не согласились».

Саратов, 3 марта.

«К пяти часам утра рабочие и солдаты арестовали губернатора Тверского, вице-губернатора Римского-Корсакова, помощника полицмейстера Неймана и других чиновников царского правительства. Всего в Саратове оказалось под арестом около 300 человек…»

Саратов, 4 марта.

«В помещении общества «Маяк» состоялось первое легальное собрание Саратовской большевистской организации. Был избран временный городской комитет РСДРП (б) в составе М.И. Васильева-Южина, В.П. Милютина, К.И. Плаксина, Я.Г. Фенигштейна, М.И. Хрынина и А.М. Марциновского… Комитет обратился с призывом к рабочим вступать в большевистскую партию и создавать ячейки на заводах».

Саратов, 3 июня.

«Совет рабочих и солдатских депутатов обсудил вопрос о выборах делегатов на Всероссийский съезд Советов. Были избраны большевик М.И. Василъев-Южин, меньшевик Б. Гутерман и три эсера — Васильев, Струин, Друшляков».

Михаил Иванович не первый раз за последние полгода едет в Петроград: в конце марта он побывал там в качестве делегата Всероссийского совещания Советов рабочих и солдатских депутатов. Уезжал он из Питера тогда неудовлетворенным: во-первых, в столицу еще не возвратился Ленин. Во-вторых, само совещание приняло, увы, меньшевистско-эсеровские резолюции.

Южин понимал, что и сейчас, на съезде Советов, обстановка будет нелегкой. Но одно радовало: он снова увидится с Лениным, снова услышит его.

Ленин показался Южину очень усталым, в его глазах была большая и глубокая озабоченность.

— Я рад вам, — тихо сказал Владимир Ильич. — Нас, большевиков, здесь, на съезде, не так уж много — десятая часть всех делегатов.

— Владимир Ильич, саратовские большевики передают вам самый горячий привет. Мы всегда с вами, Владимир Ильич.

— Спасибо. О Саратове вы мне еще расскажете, да поподробнее. У вас там тоже так много буржуазно-демократических шмелей и трутней?

— Хватает, Владимир Ильич…

— Без этого революция не бывает. Грозный призрак пролетарской демократии изрядно кое-кого попугал. Ну да мы тоже не будем сидеть сложа руки. Пусть на этих господ с министерскими портфелями надавит пресс пролетарской общественности. Вы присмотритесь к этим обезумевшим от страха меньшевикам и эсерам. Как бы это выглядело смешно, если б не было так печально!

Смольный был похож на вращающуюся карусель: суетились, шептались всякого рода социалистические лидеры, собирались, кучками и чуть не дрались меньшевики, грозя кулаками большевикам.

Многих из меньшевистских и эсеровских лидеров Михаил Иванович знал в лицо. Промчался, закашлявшись, лидер меньшевиков Юлий Мартов. А вот, никого не замечая и низко опустив голову, прошел, заложив руку за борт зеленого френча, Александр Керенский. Вон тот самый Чхеидзе, который остался равнодушным к судьбе своего единомышленника Ломтатидзе. Он прошел мимо Южина, близоруко прищурился и величественно поклонился.

Что ни говори, а Владимир Ильич резонно окрестил меньшевиков подлыми революционными предателями. Как важно оградить от них рабочую массу! Ведь контрреволюция собирает силы, чтобы погасить, затушить разгоревшееся пламя.

Меньшевики и эсеры устремились на заводы, фабрики; они пускали в ход свое неудержимое красноречие. Сентиментально надрывался, едва не плача, «селянский министр» эсер Чернов. Разливал свои сладкопения меньшевистский златоуст Церетели…

Лозунги большевиков были определенны: «Долой десять министров-капиталистов», «Вся власть Советам!» Рабочие массы, по мнению большевиков, должны были, потребовать от социал-демократов взять власть в свои> руки и завершить демократическую революцию.:

Когда Южин пришел в Смольный, он тут же узнал, что его как председателя большевистской фракции приглашают на заседание ЦК.

Ленин выглядел еще более утомленным и озабоченным, чем вчера, — видимо, Владимир Ильич не спал и эту ночь…

На заседании речь шла о демонстрации петроградского пролетариата, назначенной ЦК на 10 июня. Большевики понимали, что, настаивая на проведении демонстрации, они противопоставят себя съезду Советов, который под нажимом меньшевистско-эсеровского руководства запретил проведение любых демонстраций. И кроме того, буржуазия стремилась спровоцировать столкновение рабочих и солдат с контрреволюционными элементами, что дало бы предлог обвинить большевиков в заговоре и расправиться с ними.

Кто-то предложил пойти в соседнюю комнату спину революции»… — Владимир Ильич выдержал паузу, где заседают меньшевики, чтобы выступить на их совещании.

— Зачем? Потерянное время, — резко ответил Ленин, — Можно с уверенностью предсказать, что там произойдет.

И он, неожиданно повеселев и оживившись, сказал, не скрывая сарказма:

— Церетели произнесет одну из своих истерических речей, обрушится на нас с обвинением, что мы, мол, «наносим кинжалом удар в — потребует разоружения рабочих — классическое требование всех контрреволюционеров — и так далее и тому подобное. Не знаю, как вам, а мне это надоело.

Южин знал отлично, что Владимир Ильич обладает удивительным даром предсказывать поведение того или иного человека, — он убедился в этом еще в пятом году. Природу этого дара Южин видел в умении анализировать сущность и характер людей — и друзей и врагов, их мысли, силу и слабость.

Когда Южин вошел, Церетели уже говорил. Михаил Иванович поразился. Надо же такому случиться: оратор выкрикивал слова «нож в спину революции», «отобрать оружие у рабочих». Буквально слово в слово.

И вдруг среди всех этих воплей раздалось ошалелое рыдание. Какой-то офицер, схватившись за волосы, громко, по-бабьи, всхлипывал.

— Утрите ему нос, — воскликнул кто-то.

— Вот они, слезы борца, слезы воина, — патетически воскликнул Церетели.

Это становилось невыносимым.

— Пошляк и предатель! — крикнул Южин и вышел, хлопнув дверью.

Желание увидеть Ильича, немедленно рассказать о том, как разыграли меньшевики комедию будто по написанному им сценарию, было велико, однако Южин не мог его найти.

Ленин пришел в Смольный около двух часов ночи. Он дал согласие не отложить, а отказаться вовсе от демонстраций; Владимир Ильич сказал твердо и решительно:

— Я соглашаюсь на отмену демонстрации, так как при нынешнем поведении меньшевиков неизбежно кровавое столкновение. Но ничего, настанет время и для решительного боя. Оно уже не за горами.