Борис Бартфельд - Возвращение на Голгофу

Это Гёте, гений Гёте остановил его руку! Почему Орловцев пощадил врага, стрелявшего в него? Из-за своего увлечения немецкой литературой и музыкой, германскими Эддами, философией Канта и Шопенгауэра, всей огромной культурой великой нации, которую он боготворил? И которая по чьей-то злой воле в течение месяца превратилась в главного врага его Родины, а значит, и в его врага! Или, может, его случайный противник читал те же стихи и книжки, слушал ту же музыку, и именно по этой причине он остановил смертельный удар? Всё это, а возможно, и что-то совсем другое, ещё не доступное пониманию, могло быть объяснением случившемуся. Но в том, что причиной было нечто метафизическое, связывающее его с Германией, Орловцев не сомневался.

Когда он вернулся к штабу дивизии, там уже заканчивали возню с немецкими офицерами. Пленных отправляли в штаб корпуса в Олиту. Офицеров везли на повозках отдельно. Их уже успели накормить и напоить чаем в штабном буфете. Многие из них держали себя напыщенно, некоторые упрямо говорили, что германские войска непобедимы. Забавно было русским офицерам слушать это хвастовство после разгрома хвалёного Макензеновского корпуса.

Вечером, когда части дивизии уже устроились на ночлег, стало известно, что и завтра преследования врага не будет, а запланирована первая после перехода границы днёвка. Ближе к ночи до передовой добрался и обоз. Офицеры переоделись в свежее белье, почувствовали умиротворение и спокойно погрузились в сон.

Если бы они знали, если бы они только знали тогда, что этот радостный вечер, покойная ночь с 20 на 21 августа и завтрашний день могли решить судьбу двадцатого века, судьбу мира, судьбу России, судьбу каждого из них. Если бы только они могли знать, что в ту ночь счастливый ключ судьбы еще находится в их сильных руках — руках русских офицеров корпуса генерала Епанчина. Но он выскальзывает из их пальцев во время покойного сна и падает в кровавую бездну. Если бы только они знали….

Фрагмент рабочей карты штабс-капитана Орловцева с местом сражения 27-й дивизии 20 августа 1914 года в 15 км юго-восточнее Гумбиннена (Гусева).

П. Допенен — Покрышкино, п. Вальтеркемен — Ольховатка, п. Маттишкемен — Совхозное, п. Варшлеген — не сущ., п. Соденен — не сущ., п. Риббинен — не сущ., п. Грюнвайтшен — Новостройка, имение Рудбарчен — не сущ., п. Эндцунен — Чкалово, п. Гросс Тракенен — Ясная Поляна, п. Швигсельн — не сущ., п. Вирбелн — Сурково, п. Йодцунен — не сущ., п. Аугступенен — Калининское, п. Альт Грюнвальде — Коврово1.

Мальчишкой Штабной пытался разузнать, где гнездятся сороки. Но так и не узнал, уж очень осторожны были это стрекочущие длиннохвостые птицы. Вспомнил он об этом потому, что причиной его нынешнего раннего подъема стал их крикливый базар за окном. Какие новости принесут сороки на своих отливающих зеленоватым блеском хвостах в этот длинный день?

В конце августа и начале сентября светает уже не так рано, как в июне, и туман с ночи почти до полудня царит над литовскими полями и лесными ложбинами. Штаб фронта расположился в сосновом лесу. Густой запах хвои и смолы, растопленной солнцем за день, наполняли каморку Орловцева. Он шагнул за дверь, утренняя прохлада приняла его в свои объятия, и лес, безмятежный лес, зашептал над его головой свою вечную сказку.

Сегодня с утра есть пара свободных часов, можно и отвлечься от работы. Он направился в молодой соснячок, топорщившийся иголками, метрах в трёхстах за территорией штаба. Сапоги глубоко утопали в мягком зеленовато-жёлтом мхе, в кармане лежал перочинный ножичек с двумя лезвиями, сбережённый ещё с гимназических времён. Сосенки стояли ровными рядами, и можно было видеть этот игрушечный, чистый лесок насквозь. Кругом не было ни души, и кроме птичьего щебетанья ни один посторонний звук не нарушал утренней тишины. Стайки маслят, с темно-коричневыми, а то и светло-жёлтыми шляпками весело разбегались по междурядьям, иногда прячась под ветки молодых сосенок, склонившиеся до самой земли. Орловцев достал ножичек, торбочку и стал аккуратно подрезать ножки молодых маслят, бережно укладывая их в торбу. Со стороны это было похоже на странный обряд-священнодействие: человек кланялся до земли, затем выпрямлялся, делал несколько шагов, снова наклонялся и замирал над каким-то известным только ему священным сокровищем. Занятие это не требовало особого сосредоточения, и мысли Штабного были далеки от сбора грибов.

Он неотступно размышлял о том, что происходило здесь тридцать лет назад, о тех давних событиях, расколовших и погубивших страну.

Ведь начиналась эта агония в июле 1914 года. И начиналась впечатляющим, таким ярким патриотическим единением Царя и Народа. Можно ли было избежать той войны? И таким образом чёрной лавины всех дальнейших событий. Орловцев считал, что именно война стала главной причиной крушения Российской империи. А все-таки, может быть, была возможность победить в ней? Чем больше он размышлял над этим, тем яснее для него становилась неизбежность войны. Где, в какой момент была перейдена та граница, за которой война становилась неотвратима и уже не было никакой возможности избежать её?

К самой фундаментальной причине Великой войны он относил само создание в 1871 году Германского рейха. После разгрома Франции усилиями прусского короля Вильгельма I и канцлера Бисмарка свершилось объединение разрозненных немецких княжеств в единое мощнейшее государство. Появление такого гиганта не могло не вызвать потрясения не только на Европейском континенте, но и во всем мире. Почти сразу же последовала попытка уравновесить ситуацию. Но спохватились поздно, да и сомнительна была сама смена курса России в международной политике, окончательно утвердившаяся в 1894 году подписанием договора о теснейшем сотрудничестве с Францией в ущерб Германии. Это также, по разумению Орловцева, неизбежно втягивало Россию в войну с Германией. Зачем надо было это делать? Ведь с Францией у России не было общих границ, а Германия — она вот здесь, рядом, сразу за порогом. Получалось, что Россия после создания в 1882 году Тройственного союза между Австро-Венгрией, Германией и Италией была обречена на сближение с Францией и Англией и на соперничество с Германией? Это сближение завершилось ратификацией в 1894 году Союзного договора с Францией. И что же? Получается, что после этого большая война стала неминуемой? И уже нельзя было свернуть с той страшной колеи? Могла ли стать препятствием осязаемая, уверенная личная воля Александра III? Возможно, она и могла замедлить сползание к войне. Огромно было влияние могучего русского царя-миротворца, удалось же ему в 1887 году остановить Германию в шаге от нападения на Францию. Возможно, проживи он дольше, сумел бы отвести от России и эту страшную войну. Возможно… Но нежданная, ранняя смерть императора и восхождение на престол Российский человека совсем другого типа, слабого и нерешительного, ускорило приближение катастрофы.