Борис Бартфельд - Возвращение на Голгофу

Главу гражданской городской администрации лично назначил генерал Епанчин, выбрав для этого профессора Мюллера из местной гимназии. Поблизости разместилась русская комендатура. Там Орловцеву сообщили, что штаб корпуса пока из Кибартая в Гумбиннен не передислоцировался и скорее всего сразу направится в Инстербург. Получалось, что Орловцеву неожиданно выпал свободный день: ему надо было ждать, когда ситуация стабилизируется и штабы разместятся в новых местах. На постой его определили в доходный дом на улице Бисмарка. Жильцы этого дома сбежали, бросив в комнатах свои пожитки. Здесь уже устроились многие офицеры частей 3-го корпуса.

Весь день Орловцев провел на ногах, ничего не ел и к вечеру изрядно проголодался. Ужинать он отправился в офицерское артиллерийское казино на Пилькалер-штрассе. За обильный ужин расплатился рублями и уже было отправился ночевать, но встретил Сашу Лебедева. Заказали пиво, вновь уселись за стол, им было что обсудить. В разговоре выяснилось много интересного. Саша рассказал, в частности, о последних часах сражения под Гумбинненом, о стремительном и успешном преследовании противника, спешно уходившего на запад. О яростном и решительном настрое рот полка — гнать противника как можно дальше, невзирая на усталость. Победа придавала силы солдатам и офицерам, добить, добить врага. Но высшие командиры, утратившие решимость, погасили наступательный порыв войск, вкусивших вкус победы.

За разговором они забыли про время и спохватились лишь поздно ночью. Саша остался ночевать у Орловцева. Весь следующий день товарищи провели вместе, осматривая город. Несколько раз заходили в комендатуру, навещали верного Бархата.

Наконец с дислокацией штабов прояснилось, и утром следующего дня Орловцев выехал в Инстербург. Ехать предстояло почти тридцать километров по дороге, запруженной войсками. Только к вечеру он добрался до города и кое-как устроился в маленькой гостинице. Первые русские части вступили в Инстербург только утром этого дня, понедельника, 24 августа. Основная масса войск продолжила марш дальше в сторону посёлка Норкиттен. В городе же разместились штабы и многочисленные службы армии.

Уставший Орловцев лег спать. Сквозь сон он слышал, как постепенно затихает мерное движение частей, идущих через город.

Тишина длилась недолго. Движение возобновилось с раннего утра. Громыхание тысяч колес по брусчатке доносилось и до узеньких улочек, на одну из которых выходило окно гостиничного номера Орловцева. Администратор предложил ему завтрак и подчеркнуто любезно ответил на его вопросы. Договорились, что питание будет оплачиваться ежедневно, вопрос с ценой номера решат позже.

Улицы были залиты солнцем, и город показался ему очень уютным и дружественным. Это было необычно, учитывая, что в Инстербург только вчера вошли русские войска. Но ничего враждебного, исходящего от города, штабс-капитан не чувствовал. Он прошелся по улицам Вильгельма и Гумбинненской, отыскал комендатуру, где выяснил, что штаб 1-й армии находится в отеле «Кёниглихер Хоф», а где будет размещаться штаб корпуса Епанчина, пока неизвестно. Вскоре офицер уже входил в отель, где царила невообразимая суета. Едва штаб армии начал размещаться здесь, как последовала команда на переезд в другой отель — «Дессауэр Хоф», в котором было больше комфортабельных и удобных номеров. Этот отель построили по последнему слову техники всего пару лет назад. Один из взмыленных квартирмейстеров штаба на бегу сказал Орловцеву, что идти туда сегодня бессмысленно, все будут заняты переездом на новое место. Это штабс-капитана совсем не расстроило, и он отправился гулять. В руках у него была схема улиц, которую для него разыскали в отеле. Он методично осматривал город, переходя от центральных улиц к совсем маленьким, узеньким, затем вновь возвращался на главные улицы, везде находя оригинальные старые и новые дома, водонапорные башни и скверы. Осмотрел привокзальную площадь и оттуда прошёлся по длинной вокзальной улице, идеально замощённой гранитным камнем и блестевшей на солнце, как длинная хищная рыба, только что выхваченная из озера, но всё ещё играющая под лучами света стальной чешуей. Посмотрел и на реки Инструч и Ангерапп, сливающиеся за городом и образующие реку Прегель. Затем он отправился в центр. Возле новой, краснокаменной, выстроенной в готическом стиле церкви пехотный поручик устроил строевой смотр роте. Он громко выкрикивал команды, рота отбивала шаг, перестраивалась, замирала и вновь приходила в движение, на все эти упражнения с удивлением взирали горожане, осторожно выглядывая из окон соседних домов.

Увидев от перекрестка краснокирпичную водонапорную башню, Орловцев свернул на Бюлов-штрассе. Обошел башню дважды, поражаясь мастерству немецких инженеров и строителей. Двинулся по Казарменной улице, обсаженной молодыми каштанами, вдоль которой и на самом деле тянулось множество крепких добротных казарм под красными черепичными крышами. В некоторых из них уже разместились русские части, но большинство пустовало. Орловцев дошел до каменного моста через железнодорожные пути и уже готовился повернуть обратно, но за мостом зеленел парк, и он решил осмотреть его. Оказалось, что это старое кладбище. Идти вглубь не захотелось, и он присел на скамейку на краю небольшой поляны. Зелень и полевые цветы напоминали родные места, хотелось думать о чем-то нежном, трепетном, а вовсе не о войне. Две бабочки кружили над травой прямо у ног офицера. Их жёлтые крылья с чёрными прожилками и пятнами окаймлялись чёрной полосой, с красно-бурым глазком в уголке, подкрылки были в синих и жёлтых пятнах. Они были прекрасны. Орловцев, как всякий русский мальчишка, в детстве ловивший и коллекционировавший бабочек, сразу признал в них махаонов и удивился, что они все еще беззаботно порхают в конце августа. Это было похоже на страстное, но запоздалое свидание двух влюбленных. Одна бабочка садилась на травинку и замирала, другая постоянно порхала, улетала, возвращалась и снова улетала, ни секунды не оставаясь на месте. В конце концов, одна из бабочек уселась Орловцеву на сапог, а другая терпеливо кружилась у самых колен. Он сидел, не шевелясь, сдерживая дыхание, как завороженный, наблюдая за этой прекрасной парой. Танец продолжался несколько минут, наконец, первая бабочка, привлечённая каким-то новым ароматом, перелетела на другой край поляны, за ней увязался и её верный друг.

Растроганный Орловцев двинулся назад к центру города. Неподалёку от высокой, похожей на шахматную ладью водонапорной башни набрел на старое венское кафе и зашел выпить кофе. Из посетителей в зале были только два русских офицера, горожанам сейчас было не до кофе. Орловцев устроился за столиком у окна и уже допивал свой кофе, когда на углу улицы увидел изящную сестру милосердия, несущую в обеих руках, видимо, из аптеки, упаковки с бинтами. Высокая девушка держалась по-королевски прямо. На ней была тёмно-серая форма сестры милосердия, голову и шею плотно обхватывал специальный белоснежный убор, опускавшийся на плечи. Штабс-капитану показалось, что она была похожа на тех изысканных бабочек, которыми он недавно любовался. Две упаковки бинтов выпали из рук девушки. Она нагнулась, пытаясь поднять их. Руки у нее были заняты, и поднять пакеты никак не получалось. Орловцев, желая помочь, быстро расплатился, выбежал на улицу. Однако сестра уже села в автомобиль, ожидавший ее на Бюлов-штрассе, машина тронулась, и штабс-капитан разочарованно махнул рукой. Но он не расстроился. Его не оставляло ощущение, что в этом городе с ним должно случиться что-то необыкновенно важное и светлое.