Мег Уэйт Клейтон - Последний поезд на Лондон [litres]

– Вынужден сообщить, – продолжал Чемберлен, – что, поскольку никаких подобных действий со стороны германского руководства предпринято не было, наша страна вступила с Германией в состояние войны.

Штефан, не выпуская руки Зофи, шагнул в будку и набрал оператора. На том конце никто не ответил, а Чемберлен продолжал говорить:

– …Да благословит вас Бог! Да защитит Он правого! Нам предстоит борьба со злом – с грубой силой, фанатизмом, несправедливостью, подавлением и преследованием инакомыслия, – но я уверен, что правда и добро победят в этой битве.

Наступила тишина, люди на вокзале точно вдруг разом потеряли голос и переговаривались негромко, будто шепотом. Тут же сигнал в трубке прервался, и девушка, явно подавляя всхлип, сказала:

– Оператор. Чем могу помочь?

– Движение помощи детям Германии, пожалуйста, – еле выдавил Штефан. – Кажется, где-то в Блумсбери.

Втянув в будку Зофи, он закрыл за ней дверь и обнял девушку свободной рукой. Потом наклонил трубку так, чтобы им обоим было слышно.

– Алло, здравствуйте. Мне нужна информация о поезде, который вез детей из Праги в Лондон, – сказал он.

Труус и Миес Бойссевайн ван Леннен сидели на балконе парижской квартиры последней, между ними лежала карта. Рядом работало радио, но женщины не обращали внимания на его бормотание. Они напряженно обсуждали, к чему приведет мир германская агрессия.

– Но ведь немцы, с их средствами беспроводной коммуникации и транспортом, могут координировать свои действия, – говорила Миес. – Они видят слабое место, сообщают об этом друг другу и…

Тут обе женщины замолчали. Они вдруг услышали то, о чем сообщали по радио:

– …Ввиду возмутительного нападения Германии на Нидерланды, предпринятого без объявления о намерениях, голландское правительство считает себя вправе объявить о начале состояния войны между Королевством Нидерландов и Германией.

Труус поставила на стол чашку и встала.

– Труус, дорога домой может оказаться небезопасной, – сказала Миес. – Йооп выберется. Он наверняка…

– Но, Миес, – перебила ее Труус, – в Нидерландах ведь еще дети.

Автобус с детьми замер у «Бодегравена». Труус обернулась и увидела, как второй автобус, с Йоопом, заруливает на причал следом за первым. Не теряя времени, она подхватила малышку Элизабет с коленей ее старшей сестры и сказала:

– Быстро, дети! Быстро!

Дети посыпались из автобусов, подгоняемые волонтерами, – семьдесят четыре ребенка, которых предстояло отправить в Британию без бумаг и без документов. «Но об этом, – подумала Труус, – пусть болит голова у британцев».

– Смотри, Элизабет, – обратилась она к девочке, – видишь кораблик?

– Он очень грязный, – ответила Элизабет.

Труус сняла с нее очки, протерла их, как могла, и снова надела на ее хорошенький носик:

– Так лучше?

– Да! – Девочка засмеялась. – Только он все равно грязный!

– Ну, грязный так грязный, – согласилась с ней Труус, думая, что в их перевернутом с ног на голову мире только дети сохранили способность говорить правду. – Обычно он перевозит уголь, но сегодня вы поедете на нем в Англию и отвезете от меня привет принцессе Елизавете.

– Ее зовут, как меня? – спросила девочка.

– Да, и у нее тоже есть сестренка Маргарет, только твоя Маргарет старшая, а ее – младшая.

– Принцесса придет встречать наш корабль, тетя Труус? – спросила Маргарет.

Труус погладила ее по волосам. Девочка подняла голову и заглянула ей в лицо: ее очки, такие же запачканные, как совсем недавно были у младшей, напомнили Труус Зофию Хелену Пергер. Та девочка все правильно поняла: мир стал бинарным. Вся жизнь свелась к элементарным оппозициям. Правда и ложь. Добро и зло. Победа или поражение. Война шла повсюду, и невозможно было выбрать нейтралитет.

– А вдруг нас никто не возьмет? – спросила Элизабет. – Можно мы тогда останемся с тобой, тетя Труус?

– О Элизабет! – Труус поцеловала девочку, потом еще и еще, вспоминая, как в самый первый раз в Харидже Хелен Бентвич спрашивала ее, не хочет ли она забрать в Амстердам малышку без документов, но для Труус речь никогда не шла о сохранении одного конкретного ребенка.

– Даже если ее высочество не придет встречать ваш корабль, – сказала она сестренкам, – обязательно найдутся те, кто подыщет вам хорошую семью и любящую маму, которая будет заботиться о вас.

И она поспешно перецеловала всех детей на прощание, назвав каждого из семидесяти четырех по имени, прежде чем посадить их на корабль.

Только когда на борт уже поднимались последние из них, Труус, зная, что дети больше не видят ее лица, позволила себе заплакать. Ей очень хотелось верить, что все, обещанное ею двум маленьким девочкам только что, обязательно сбудется. Тем более что выбора у них не было: оставаться в Нидерландах детям нельзя. В то самое время, когда Йооп и Труус сажали последнюю партию детей на корабль, правительство в Гааге уже подписывало приказ о капитуляции Нидерландов.

Йооп обхватил жену за талию, и они, стоя бок о бок, следили за тем, как корабль отваливает от пристани, а дети машут им с палубы и кричат:

– Мы вас любим! Мы любим тебя, тетя Труус!

Около десяти тысяч детей, три четверти из них – евреи, были привезены в Англию по программе «Киндертранспорт», ставшей возможной лишь благодаря настоящим героям и героиням той войны. В их числе Гертруда Висмюллер и ее муж Йооп из Нидерландов, Норман и Хелен Бентвич из Англии и Дезидер Фридман, уроженец Австрии, погибший в Освенциме в октябре 1944 года. Многие из спасенных ими детей стали потом выдающимися художниками, политиками, учеными, а кто-то, как Вальтер Кон, вывезенный тетей Труус из Вены, нобелевским лауреатом.

Последний паром с семьюдесятью четырьмя детьми на борту покинул Голландию 14 мая 1940 года, в день капитуляции Нидерландов. В ту весну многие старшие мальчики, привезенные в Англию с континента, были интернированы британцами и содержались в специальных лагерях, нередко вместе с пленными нацистами; многие из них позже вступили в союзные войска.

Все усилия организовать вывоз детей в США под эгидой законопроекта Вагнера – Роджерс, внесенного в американский конгресс в 1939 году, провалились, встретив отчаянное антииммигрантское и антисемитское сопротивление. Сохранилась служебная записка в адрес президента Рузвельта с просьбой поддержать усилия благотворителей, на которой рукой президента написано: «Никаких действий не предпринимать. ФДР».

Писатель Стефан Цвейг, в 1930-е и в начале 1940-х один из самых читаемых авторов в мире, оставил Англию и перебрался в США, откуда затем также выехал и нашел убежище в Петрополисе, в горах к северу от Рио-де-Жанейро. 22 февраля 1942 года он послал оттуда последний рассказ своему издателю. На следующий день, отчаявшись дождаться конца войны, устав от вечного бегства и не видя никакой возможности светлого будущего для человечества в целом, он и его вторая жена, взявшись за руки, совершили самоубийство.