Николай Спасский - Византиец

Опираясь на апокалиптическую всеобщую историю, приписываемую жившему в третьем веке нашей эры архиепископу Мефодию, ошибочно именуемому Патарским, Трапезунд довольно убедительно доказывал, что сам Мухаммед должен быть заинтересован в принятии христианства. Отождествляя турок с исмаилитами, потомками знаменитого Исмаила, сына Авраама, Трапезунд вместе с Мефодием предсказывал, что новые исмаилиты сметут империи Персидскую, Греческую и Римскую. При этом они не только воздадут христианам по грехам их, но и поднимут занавес для последнего акта драмы Апокалипсиса. Ибо затем, в соответствии с Мефодием, когда христиане пострадают достаточно, объявится новый христианский император, который разгонит исмаилитов и установит на земле царство мира. И уж только потом Гога и Магога через Александровы врата ворвутся на землю, за ними объявится Антихрист, и наступит конец света.

Конечно, конца света было не избежать в любом случае. К тому же для христиан конец света предвещал освобождение и спасение. А вот изъять из этой конструкции целое звено с войнами, взаимным истреблением Трапезунд полагал вполне возможным. Для этого требовалось лишь, чтобы Мухаммед принял христианство. Это открыло бы дорогу к незамедлительному установлению на земле последнего праведного христианского царства.

Трапезунда еще с молодости влекли всякого рода эсхатологические теории. С годами эта страсть брала над ним верх. А тут еще комета Галлея! Как и Н., критянин свято верил, что он в состоянии изменить курс истории. Только Н. действовал по законам политики, а Трапезунд — по Апокалипсису.

В свое время Н. довелось читать трактат о вере, в спешке написанный Трапезундом еще летом 1453 года, когда весть о падении Константинополя достигла Италии, и адресованный эмиру, то бишь Мухаммеду II. В этом трактате Мухаммед восхвалялся как король королей, как верховный правитель и как величайший эмир. В то же время Трапезунд предупреждал Мухаммеда, что Бог вручил ему город величайшего христианского монарха Константина с тем, чтобы он мог подражать Константину и объединить все человечество одним скипетром и одной религией. В трактовке Трапезунда примирение ислама и христианства было равносильно принятию Мухаммедом христианства.

Трапезунд ходил по довольно зыбкой почве, поскольку вся его теория строилась на посылке, что и Рим обречен пасть перед турками. Попади список его трактата в руки Виссариона, и показательного судебного процесса Трапезунду было бы не избежать. Однако тогда критянину повезло. И он продолжал активно рекламировать свои изыскания различным государям Европы.

Кому только Трапезунд не предлагал себя на эту миссию — поехать в Константинополь и попытаться обратить Мухаммеда в истинную веру: и императору Священной Римской империи Фридриху III, и королю Неаполя и Сицилии Альфонсо, и папе Пию II. Ни у кого из них проект Трапезунда успеха не имел, под каким бы соусом тот его ни подавал, вплоть до призыва к восстановлению латинского королевства в Иерусалиме.

А Павла II Трапезунду удалось убедить.

В начале осени 1465 года Н., будучи озабочен своей собственной судьбой, много вертелся в коридорах курии. И где-то пронюхал, что исчезнувший из поля зрения Трапезунд на самом деле отправился не в Неаполь и не в Венецию, а отбыл с секретным поручением Павла II в Константинополь. Якобы все детали, связанные с поездкой, Трапезунд и Павел обговаривали напрямую, вплоть до использования шифров при составлении донесений. Все расходы по поездке покрывались за счет бюджета Святого престола. Задача же, которая ставилась перед Трапезундом, состояла в том, чтобы установить контакт с султаном и попытаться обратить того в христианство.

Едва Н. прослышал об этом, он сразу помчался к Виссариону. Кардинал, в последние месяцы мало занимавшийся делами, как обычно, находился в окружении своего маленького двора, состоявшего из полуопальных гуманистов и теологов.

— Ваше высокопреосвященство, прошу прощения.

Виссарион неохотно, нахмурившись, вышел.

— Что у тебя?

Н. кратко рассказал суть дела. Виссарион долго сосредоточенно молчал. Изредка жевал губами. Потом неожиданно:

— А сколько лет Георгию? Он же весьма немолодой человек. И к тому же, насколько я знаю, неважно себя чувствует. Как он мог решиться на старости лет на такую авантюрную поездку? Ведь с ним там может произойти что угодно: он может заболеть, его могут отравить…

Неоконченная фраза повисла в воздухе. Н. прекрасно понимал остроту реакции Виссариона. Им обоим по разным причинам эта авантюра оказывалась как кость в горле. Конечно, никто в трезвом уме не допускал и мысли о возможности исторического компромисса с османской Турцией и уж тем более об обращении Мухаммеда в христианство. Однако со своей шальной миссией Трапезунд мог многому и многим помешать.

Если бы султан захотел, при всей маловероятности такого сценария, поиграть с Трапезундом и хотя бы на словах обозначил готовность к диалогу, это неизбежно обернулось бы мощнейшим ударом по и так трещавшей по всем швам эпопее с крестовым походом. Под перешептывания о компромиссе Виссариону стало бы намного труднее поддерживать накал антитурецкой полемики. А Н. вряд ли смог бы продолжить свои попытки наведения мостов в Россию.

Однако убивать Трапезунда — это уж слишком. И вовсе не по соображениям моральной чистоплотности — Н. считал себя прагматиком. Таким его воспитал Виссарион. Убить кого-то, когда тебе жизненно нужно то место, которое он занимает, иначе погибнешь — это еще куда ни шло. Убивать же человека только по той причине, что ты не смог с ним справиться, не сумел его нейтрализовать — это несерьезно.

К тому же сила Трапезунда заключалась не столько в нем самом, сколько в его слове. К сожалению, критянин слишком хорошо писал. Если бы он погиб в Константинополе от яда или от кинжала наемного убийцы, его мученическая смерть только подогрела бы интерес к порочной идее исторического компромисса.

Зная Виссариона, Н. решил сразу пресечь всякие разговоры на эту тему.

— Ваше высокопреосвященство, зачем нам делать из Трапезунда мученика? Мы его и так сможем остановить.

— Что предлагаешь конкретно?

— Прежде всего надо воспрепятствовать его встрече с султаном. Думаю, султан и так едва ли его примет. Однако шанс есть. Мухаммед наверняка наслышан о Трапезунде. Лучше не рисковать.

— Предлагаешь задействовать наши контакты?

— Почему бы и нет, ваше высокопреосвященство? Контакты для того и существуют, чтобы их использовать.

А контакты в оккупированной турками Византии у Виссариона оставались. И неплохие.

— К тому же здесь много усилий не потребуется. Достаточно двум-трем влиятельным людям при дворе передать копии давнишних, двадцатилетней давности работ Трапезунда, в которых он призывал к беспощадной борьбе с Турцией. Султан не любит перевертышей.