Николай Спасский - Византиец

— Сделаешь?

— Если вы мне даете добро — конечно.

— Даю. А когда Георгий вернется, придется разобраться с ним основательно. Дальше терпеть такое самоуправство нельзя.

Н. проглотил вздох. Он отдавал себе отчет в том, что с куда большим удовольствием Виссарион разобрался бы с Павлом II. Однако даже с доверенным учеником, даже один на один в своем собственном доме кардинал никогда не позволил бы себе сказать такое. Механизмы самосохранения у него сбоев не давали.

Н. не составило труда через людей Виссариона распространить несколько бумажек, из которых недвусмысленно вытекало, что Трапезунд приехал в Константинополь в качестве папского лазутчика. С поручением не договариваться о мире, а прощупать крепость султанского государства, посмотреть, можно ли опереться на греческую оппозицию.

В итоге, пробыв в Константинополе больше полугода, так и не повидав Мухаммеда и не выполнив ни одной из стоявших перед ним задач, 18 марта 1466 года Трапезунд отплыл обратно. Причем критянин отнюдь не признал собственное поражение и не собирался отказываться от попыток обратить султана в христианство. В этой связи Н. в очередной раз убедился, что испытывает к этому человеку, столь квадратно неуживчивому и столь непохожему на Виссариона, определенное уважение и даже симпатию.

В финальном акте драмы добивания Трапезунда Н. не участвовал. Она проходила без него, он находился в Москве. В совершенно иных краях. Как ему рассказали, несмотря на все происки по-прежнему находившегося в полуопале Виссариона, папа, скорее всего, ограничился бы тем, что слегка пожурил своего бывшего учителя. Однако тот подставился сам и по-крупному.

Возвращаясь морем из Константинополя на Корфу, Трапезунд, в силу своей давнишней привычки излагать мысли на бумаге, сочинил очередной трактат — «О вечной славе правителя и его всемирной империи», снова обращенный к Мухаммеду II. В этом сочинении, так возмутившем Виссариона, Трапезунд излагал те же самые мысли, что и в своем первом трактате 1453 года, только теперь уже без намеков, открыто.

Он утверждал, что Мухаммед II призван Богом властвовать над всем миром. Он снова пророчествовал о неминуемом покорении Мухаммедом Рима. И на одном дыхании, ссылаясь на священные книги как христиан, так и мусульман — кстати, похоже, критянин неплохо изучил источники в Константинополе, — Трапезунд предупреждал Мухаммеда, что вскоре после покорения Рима его царство распадется. По существу, все сочинение Трапезунда сводилось к одной мысли: Господь допустит существование одного всеобщего королевства, одной церкви и одной веры. Если Вы воспользуетесь этой возможностью и примете истинную религию, Господь даст Вашему потомству власть над всем миром на вечные времена. Если же нет, он разрушит Ваше царство, как только Вы его установите.

Строго говоря, в этом трактате, адресованном Мухаммеду, Трапезунд руководствовался самыми что ни на есть патриотическими чувствами. Упрекать его в измене истинной вере никак не получалось. Но в обстановке ожесточенной борьбы не на жизнь, а на смерть между христианским миром и Османской империей подобное обращение к верховному правителю противной стороны выглядело не очень замечательно. Началось следствие.

Н. подозревал, что, разматывая это дело, кардинал Никейский не только стремился уничтожить своего давнишнего врага, но и преследовал более далеко идущие цели — замарать Павла. Виссарион никак не мог простить венецианцу, что тот отстранил его от кормила власти. А увязать папу с делом Трапезунда было несложно. Все догадывались, что Трапезунд отправился в Константинополь по поручению Павла.

Виссарион почти преуспел в своей задумке. Была создана комиссия из четырех кардиналов, включая самого Виссариона, для изучения провокационного трапезундовского трактата. Виссариону было предоставлено право допрашивать Трапезунда. Что еще важнее — через осведомителей Виссариону удалось заполучить два письма, адресованных Трапезундом Мухаммеду. Эти письма существенно меняли ситуацию.

Если до сих пор Трапезунд выглядел экзотическим миссионером, продвигающим бредовый проект, то в результате последних находок он представал откровенным поклонником султана, к тому же стремящимся приискать себе местечко при его дворе. Дело стало попахивать предательством. Виссариону удалось убедить остальных кардиналов, и теперь в консистории практически все единодушно настаивали на аресте Трапезунда. Павлу пришлось сдаться. В середине октября 1466 года Трапезунд был арестован и заточен в замок Святого Ангела.

Пробыл Трапезунд там четыре месяца. Потом, правда, благодаря закулисному вмешательству папы, с него сняли обвинение в предательстве, затем перевели под домашний арест, а вскоре и вовсе освободили. Но это уже не имело никакого значения. Виссарион своей цели достиг.

Эта история позволила Виссариону окончательно, раз и навсегда нейтрализовать влияние Трапезунда на Павла II. Хотя старый критянин, а ему исполнился 71 год, и продолжал гнуть свою линию, обращался к сильным мира сего, в частности, пробовал поставить на венгерского короля Матвея Корвина, без поддержки папы это были усилия в никуда. Никакой опасности для кардинала старый соперник уже не представлял.

Н. же извлек из этого скандала куда более серьезные уроки. Да, зондаж не удался. Да, по всей видимости, он никогда и не замышлялся всерьез. Но тем не менее затея с отправкой Трапезунда в Константинополь с благословения папы и по поручению папы показывала, что при определенных условиях Святой престол был бы не прочь договориться с османской Турцией. Естественно, за счет Византии и ценой Византии.

Н. в очередной раз убеждался, что латинянам доверять не следовало и что времени оставалось все меньше. Требовалось спешить, поскольку каждый новый день приносил новые мучения и страдания грекам. Турки каленым железом выжигали остатки греческой цивилизации.

Между тем положиться Н. мог только на самого себя. Надежды на греческое восстание на покоренных турками землях Н. не питал — слишком жесток гнет, дай Бог выжить. Значит, при выстраивании своих планов он мог опираться только на те острова православной веры и греческой цивилизации, которые еще существовали во враждебном католическом мире. Прежде всего — на Москву.