Камиль Зиганшин - Золото Алдана [Роман в 2 книгах]

Через пару верст началась болотина, густо утыканная кочками невообразимых размеров. Иные были столь велики, что достигали сажени в обхвате. Их макушки покрывал веер скользкой травы. Поскольку прыгать по таким кочкам было рискованно, приходилось петлять между ними, по чавкающей воде, но, к счастью, недолго: болотина закончилась и Корней выбрался на сухую гряду — погост, уставленный скелетами засохших лиственниц.

Дойдя до предгорий, Корней стал подниматься по берегу ключа, в журчание которого красиво вплеталось пение птиц, гнездившихся в окрестных зарослях. Ключ был так пригож и так жизнерадостно звенел, что и скитник повеселел. Из-под ног то и дело выпархивали потревоженные птицы, упруго извиваясь, уползали под камни змеи, весело попискивая, проносились бурундуки.

Принесенный ветром запах протухшей рыбы известил его о том, что где-то поблизости столовая выдры. И точно: вскоре путник увидел ее — плоский валун под небольшим утесом. На нем лежали две кучки с внутренностями каких-то рыбешек и недоеденная голова. По пузырчатому следу, бежавшему по воде, Корней легко обнаружил и саму симпатичную рыбачку. Вот она выставила на мгновение нос, вдохнула, и вновь скрылась. А через полминуты вынырнула уже с хариусом в зубах и, забравшись на валун, принялась есть добычу с хвоста.

Замерший в кустах Корней получил прекрасную возможность внимательно разглядеть ловкое и красивое тело выдры, покрытое густым темно-коричневым мехом с восхитительным серебристым налетом на шее, груди и брюшке. Приплюснутая голова с маленькими ушками, короткие лапы с перепонками, длинный мускулистый хвост идеально соответствовали ее полуводному образу жизни.

Покончив с хариусом, она, посвистывая, проскакала по лежащей поперек ключа лесине на другой берег и развалилась на теплом песке погреться. Корней вышел из укрытия. Застигнутая врасплох речная разбойница нырнула в воду, а парень продолжил подъем на хребет.

Притомившись, он присел возле изогнутой коленом березы подкрепиться росшей здесь, в изобилии сочной янтарной морошкой. Пока лакомился, к ручью вышли олени. По очереди поднимая головы и оглядываясь, они принялись жадно цедить мягкими губами залитую солнечными бликами воду. Напившись, легли на белый песок, вскипавший крохотными облачками, бьющих со дна родничков. Насладившись прохладой, рогачи встали и ушли, на ходу пощипывая травку.

Не успел песок, поднятый копытами оленей, осесть, как к водопою выбежала пара волков. Предупреждая оленей об опасности, Корней гикнул. Те, будто подхваченные ветром, в мгновение ока скрылись в чаще. Волки, взбивая брызги, кинулись следом.

Заночевал путник в сухом дупле на мягкой подстилке из осыпавшихся гнилушек. Утром его разбудил яростный стрекот. Выглянув из убежища, Корней увидел последствия дикого побоища. Между кустов на примятой траве лежали окровавленные глухари — взрослая глухарка и два едва оперившихся птенца. Одного из них терзал рыжий колонок. Корней знал, насколько отважен и до невероятности ловок этот маленький хищник, но никак не предполагал, что он способен совершать такие опустошительные набеги.

В памяти тут же всплыл испуг, перенесенный им в детстве, когда в морду их собаки вцепился колонок. Пес, визжа, мотал головой, бил лапами, катался по земле, слепо тыкался по сторонам, а рыжий удалец, пронзительно стрекоча, терзал, рвал когтями его нос и глаза. Подоспевший отец точным ударом посоха лишил жизни рыжего дьяволенка. Вот уж злюка так злюка! Но как смел и дерзок!..

Пологий подъем на хребет закончился, и с линии водораздела Корнею открылась новая, тучная долина. Глядя на пестрящие цветами поляны, зеленокудрые сосновые боры, островки светлых, как невесты, березняков, языки серых осыпей на склонах гор, окружавших долину, пасшиеся там и сям табунки северных оленей, путник замер от восторга.

В конце июня на тайгу всегда любо смотреть, но здесь красота была особенной — светлой и торжественной. Золото солнечных лучей, переплетаясь с мозаикой полевых цветов и зеленью леса, соткало чарующий узор. Было тепло, даже жарко, где-то вдали за горами прокатывался гром, а здесь, над долиной, висели округлые облака, похожие на огромные пухлявые одуванчики; четко отсчитывала, непонятно для кого, годы жизни кукушка.

Скитник спустился в долину и увидел, кстати уже не первый раз, на лиственном колу побелевший от солнца череп медведя. Пустые глазницы, как всегда, смотрели на восток. Вид черепа не удивил Корнея. Он знал, что эвенки, добыв медведя, в первую очередь варят голову и, очистив от мяса, насаживают ее на высокий кол. Тогда дух медведя быстро находит свой дом и не мешает охотникам выслеживать добычу.

Вскоре путник вышел на свежую тропу. Послышался перезвон бубенцов. Слева и справа показались, пасшиеся разрозненными табунами, олени и заметная тропа привела его прямо к эвенкийскому стойбищу, состоящему из трех островерхих чумов. Над двумя поднимался легкий, почти прозрачный дым. Сквозь берестяные покрышки доносился визг, смех детей, говор, стук посуды. Из чума вылез черный от копоти очага и светильника эвенк.

Увидев огромного, лучи, он поначалу насторожился. Но, когда Корней поприветствовал его на родном языке, успокоился и кликнул домочадцев. Обступив Корнея, они оживленно расспрашивали: кто он, откуда и куда путь держит. Узнав, что пришелец — внук Агирчи, стали оказывать ему всяческие почести: даже до них уже докатилась молва о шамане луча — хомоты.

«Молодой и всемогущий шаман излечивает оленей от любой болезни. Он вернул из „царства верхних людей“ сына Сапкара — Хэгды и подарил ему чудотворящую картинку Доброго Духа. Теперь Хэгды много знает и понимает. Теперь все ходят к нему просить совета», — так гласила последняя молва про деяния Корнея.

Гостеприимные эвенки уговорили знаменитого соплеменника заночевать у них. К этому времени к стоянке пастбища пригнали оленей. Они встали, пережевывая жвачку. Дети быстро соорудили для них дымокуры из веток с зелеными листьями.

Перед Корнеем выложили на широкий лист бересты куски сочного, жирного мяса, и пока парень ел, обитатели стойбища занимались каждый своим делом. Чай пили уже все вместе у костра. После чаепития мужчины раскурили трубки. По ходу неторопливой беседы скитник выяснил, что в этих краях русские поселения есть только за кряжем на юго-востоке. Когда позапрошлым летом эвенки аргишили [65] Аргишили — кочевали ( эвенк. ). там, видели бородатых лучи, но подойти побоялись. Слух как раз прошел, что в тех краях большая битва была. Красное и белое войско бились. Белое крепко громили, и те, кто уцелел, как раз там прячутся.

За разговорами засиделись за полночь. Лесные кочевники, осмелев, стали допытываться, в чем сила «картинки», которая делает Хэгды таким умным.