Микаел Шатирян - Генерал, рожденный революцией [Повесть об Александре Мясникове (Мясникяне)]

Это сознание своей вины в происшедших событиях не покидало его и в поезде, куда его властно посадил Марьин. Там, в окружении стонущих и кашляющих людей, он продолжал терзать себя мыслями о том, что все произошло так только потому, что он своевременно не предупредил, кого надо, о готовящемся предательском ударе. Значит, нет ему прощения!

Вот почему, когда Изабелла, все время хлопотавшая в других вагонах над тяжелоранеными, все же улучила несколько минут и, прибежав к нему, начала снова и снова спрашивать: «Как ты очутился там, Витя? Это я, да?.. Из-за меня ты пошел туда?», он не сумел сразу найти верный тон. Ему бы отбросить глупую мужскую гордость и сразу признать, что был неправ и в тот день, и всегда, но что теперь с его колебаниями покончено и он четко понимает и откуда что «пошло быть», и куда ему самому надо идти дальше. А вместо этого он с каким-то хмурым видом ответствовал: «При чем тут ты — не понимаю... Попал я туда совершенно случайно, да и рана моя, повторяю, чепуховая... Так что ты напрасно тратишь на меня время, лучше вспомни свои же слова о том, что сейчас каждый должен быть на своем месте, и отправляйся в те вагоны, — там ты нужней...»

Этот ответ, конечно, больно кольнул Изабеллу Богдановну, она ушла, растерянная и обиженная поведением Виктора Ивановича.

Ну а потом к нему пришел Марьин. Подсел на койку и самым серьезным образом потребовал:

— Ну-ка, Виктор Иванович, теперь давайте выкладывайте начистоту: что за чертовщина такая приключилась? Как вы, летчик из армейского авиаотряда, оказались в нашем полку и потом с моим ружьем пошли драться?

Тут уж Евгеньев понял, что вилять и уходить от правды ему не удастся.

И он, путаясь и сбиваясь, рассказал гренадеру обо всем. Марьин, внимательно и молча выслушав его, минуту смотрел себе под ноги. Потом произнес:

— Веригин, говорите? Знаю я этого гада... Вернусь в армию — разыщем!.. Ну а что касается разговоров насчет вашей вины, то тут, Виктор Иванович, извините, вы немного того-с... — И он без стеснения покрутил пальцем у виска. — Ну что вы такого сделали или не сделали? Может, у вас в руках были документы о том, как стакнулись наши гады с немцами, а вы взяли да спрятали? Не было и не могло быть у вас их! Если что у вас и было, так это хороший нюх... Учуяли, что где-то поблизости нехорошо воняет, поморщились да сказали жене. И правильно, что только ей сказали, — сурьезный мужчина, военный человек с этим не пойдет звонить повсюду. А жена ваша, Богдановна то есть, кто? Баба!.. И по-бабски она и поступила, молодчина! Побежала, рассказала земляку своему, товарищу Мясникову то есть... Ну и то, что вы потом ворчали на нее, — тоже правильно. Какой мужик на свою бабу не ворчит за то, что она, как услышит что, пошла чесать языком на всю околицу? Я, например, страсть не люблю это и всегда ворчу на свою... А у вас это просто только начинается, погодите чуток — не то еще будет между вами! — Марьин хохотнул, хлопнул ладонью себя по колену и потом нагнулся к нему: — А что самое главное, Виктор Иванович, так то, что мы немцев ведь все равно побили! Одни солдаты, почти без офицеров, даже без нас, комитетских вожаков, немца побили, а? Что за этим кроется — понимать надо!.. И еще важно, что вы в этом деле нашли свою стежку-дорожку к нам, к солдатам. Я ведь там, на перроне Погорельцев с ребятами из нашего полка беседовал о вас. И услышал много такого, что дай бог каждому. Они, думаете, не понимали, что раз в такой день чужой офицер, да еще летчик, да еще хромой, пошел с большевистским полком в драку, да еще с винтовкой в руке первым кинулся в атаку, — такое не каждый день увидишь! Такое солдат уважает... Потому и говорю: бросьте себя казнить всякой дребеденью, все было хорошо, а будет еще лучше!

Они собрались в бронепоезде и снова обсудили все. С бронепоезда были Пролыгин и Яша, со вспомогательного — Соловьев и Четырбок, с санитарного — Марьин.

Соловьев рассказал о положении в Минске и заяви», что надо двигаться туда немедленно. Там на станции Красная гвардия стоит начеку, и ее поддерживают зенитчики. А в случае чего им на помощь подтянутся и полк имени Минского Совета, и 37-й запасный. Вместе они как-нибудь продержатся, пока бронепоезд пробежит последний перегон — от Фаниполя до Минска. Впрочем, это отлично понимают и командующий фронтом, и эсеро-меньшевики из «комитета спасения», поэтому на станцию не сунутся. Вот разве что по дороге в Минск попытаются устроить очередную пакость, чтобы остановить или пустить под откос бронепоезд. Тут, конечно, надо смотреть в оба...

Обсудили и этот вопрос со всей дотошностью. Четырбок предложил план, который показался всем наиболее подходящим.

Когда они наконец кончили совещаться и вышли из бронепоезда, короткий ноябрьский день переходил в сумерки. Они гурьбой вошли к начальнику станции.

— Вот что, господин начальник, — сказал без всяких предисловий Четырбок, — пора отправлять все три поезда в Минск. Порядок отправления будет таков: сначала двинется санитарный, а вслед за ним пойдут сцепленные вместе вспомогательный и бронепоезд.

— Порядок и время отправления поездов, как вам известно, устанавливает диспетчерское отделение, — недовольно буркнул начальник станции.

— Разве? — насмешливо произнес Четырбок. — А вот на этот раз вам придется сделать так, как установили мы. Поняли?

— Ну что ж, — пожал плечами начальник.

— Сейчас вы пойдете с нами и поможете совершить маневр — отвести в сторону вспомогательный и бронепоезд, пустить вперед санитарный, после чего все три поезда отправятся в путь.

— В этом вам поможет диспетчер, — хмуро ответил начальник станции. — Это входит в его обязанности.

— Что ж, диспетчер так диспетчер, — согласился Четырбок.

Когда они вместе с диспетчером выходили из здания, Четырбок шепнул Соловьеву:

— Понял, почему он сам не пошел с нами? Сейчас пошлет телеграмму о нас в Минск...

— Надеюсь, что так, — также шепотом ответил Соловьев.

Представитель Гренадерского корпуса Захаркин выехал после корпусного съезда 31 октября из Фалясина на автомобиле Щукина и на следующий день догнал вблизи Минска колонну пехоты, впереди и сзади которой ехали бронеавтомобили. Он сразу понял, что это свои, идут на помощь Минскому ВРК.

Остановившись, он предъявил документы начальнику колонны, члену ВРК Второй армии Катушкину, и от него узнал, что это батальон 60-го полка 3-го Сибирского корпуса. Он первым из полка вышел в поход, а по дороге его нагнал отряд бронеавтомобилей Катушкина. Старенькие боевые машины на разбитой осенней дороге часто выходили из строя, и отряд то и дело останавливался, чтобы чинить их. Правда, он мог прийти в Минск раньше пехоты, но после встречи с батальоном Катушкин решил, что идти туда вот такими маленькими группками не годится. Ведь в Минске все же большие силы противника, и в отдельности они разобьют и бронеотряд, и батальон пехоты. Поэтому было решено идти дальше вместе, прикрывая друг друга и в пути, и в особенности при подходе к Минску.