Ирвин Ялом - Проблема Спинозы [litres]

– Сколько вопросов! – рассмеялся Франку. – На какой же отвечать первым? Думаю, на последний. Разве твой приятель Эпикур не счел бы этот вопрос главным? Да, я очень доволен. Моя жизнь сильно изменилась к лучшему. А ты, Бенто, ты доволен?

– Я тоже. Я более доволен, чем когда-либо прежде. Как Симон, наверное, тебе сказал, я живу в Рейнсбурге, в маленькой тихой деревушке, и живу именно так, как хочу – один, и меня почти ничто не отвлекает. Я размышляю, я пишу, и никто больше не пытается меня зарезать. Что может быть лучше! Но как же остальные мои вопросы?

– Моя жена и сын – истинное благословение Божие! Она – та родственная душа, которую я надеялся найти, а теперь еще и превращается в образованную родственную душу. Я учил ее читать по-португальски и на иврите, а голландский мы осваиваем вместе. О чем ты еще спрашивал? А, моя одежда и эта растительность? – Франку погладил бороду. – Это может оказаться для тебя потрясением, но я учусь в твоей прежней школе, в йешиве Перейра. Рабби Мортейра пожаловал мне такую щедрую стипендию от синагоги, что мне больше не обязательно работать – ни на моего дядю, ни на кого-либо другого!

– Редкий случай!

– До меня дошел слух, что тебе как-то предлагали такую стипендию. Наверное, благодаря какой-то ужимке судьбы она досталась мне. Возможно, меня вознаградили за то, что я тебя предал.

– А какие причины привел рабби Мортейра?

– Когда я спросил его, чем я это заслужил, он меня удивил. Он сказал, что стипендия – это способ, его лично и еврейской общины, почтить моего отца, чья репутация, как и репутация длинной родословной его предков-раввинов, оказалась гораздо выше, чем я мог себе представить. Но он также добавил, что я – многообещающий ученик, который может однажды пойти по стопам своего отца.

– И… – Бенто глубоко вдохнул, – как ты ответил рабби?

– Благодарностью, конечно. Бенто Спиноза, ты заставил меня возжаждать знаний – и, к удовольствию рабби, я с радостью погрузился в изучение Талмуда и Торы.

– Понимаю. Э-э… ну… ты многого достиг. Иврит в твоей записке просто превосходен.

– Да, я рад за себя, и моя радость от учения возрастает день ото дня.

Последовала небольшая пауза. Они оба открыли рты, чтобы что-то сказать, но передумали. Еще немного помолчав, Франку спросил:

– Бенто, ты был в такой тревоге, когда я в последний раз видел тебя, после того нападения. Быстро ли ты оправился?

Бенто кивнул:

– Да, и в немалой степени благодаря тебе. Тебе будет приятно знать, что даже теперь, в Рейнсбурге, я держу свой старый изрезанный плащ на самом виду. Это был превосходный совет.

– Расскажи мне побольше о своей жизни.

– Ах, ну, что тебе сказать? Полдня я шлифую линзы, а в остальное время думаю, читаю и пишу. Не так-то много того, о чем можно рассказывать – с внешней стороны. Я целиком и полностью живу в своих мыслях.

– А та молодая женщина, что провела меня тогда к тебе в комнату? Та, что причинила тебе столько боли?

– Она и мой друг Дирк планируют сыграть свадьбу.

Короткая пауза. Франку попросил:

– И что же? Расскажи подробнее.

– Мы остаемся друзьями, но она – убежденная католичка, и он тоже собирается обратиться в католицизм. Полагаю, наша дружба сильно пострадает, когда я опубликую свои взгляды на религию.

– А как твои тревоги по поводу силы аффектов?

– Ах… – Бенто замешкался. – Ну, с тех пор, как мы последний раз с тобой виделись, я наслаждаюсь спокойствием.

И снова последовало молчание, которое в конце концов нарушил Франку:

– Ты замечаешь, что сегодня между нами все как-то по-другому?

Бенто, озадаченный, пожал плечами:

– Что ты имеешь в виду?

– Я имею в виду паузы. Раньше в наших разговорах никогда не было пауз. Всегда очень много надо было сказать – мы говорили без передышки. Никогда не возникало ни мгновения молчания.

Бенто утвердительно склонил голову.

– Мой отец, да будет благословенно его имя, – продолжал Франку, – всегда говорил, что когда не говорят о чем-то серьезном, то в беседе не может быть сказано ничего важного. Ты согласен, Бенто?

– Твой отец был мудрым человеком. Что-то серьезное? Что это, как ты думаешь?

– Несомненно, это связано с моим видом и моим энтузиазмом по поводу иудейского образования. Я полагаю, это тебя расстроило, и ты не знаешь, что сказать.

– Да, в твоих словах есть истина. Но… э-э… я не знаю, что…

– Бенто, я не привык слышать, чтобы ты ощупью подбирал слова! Если бы я мог говорить за тебя, я сказал бы, что «что-то серьезное» – то, что ты не одобряешь направление моих занятий. Однако в то же время твоему сердцу я небезразличен, и ты хочешь уважать мое решение и не желаешь говорить ничего, что причинит мне неудобство.

– Хорошо сказано, Франку. Я действительно не мог подыскать нужные слова. Знаешь, тебе это необыкновенно удается.

– Что – это?

– Я имею в виду – понимание нюансов того, что говорится и не говорится между людьми. Меня поражает твоя проницательность.

Франку склонил голову:

– Спасибо, Бенто. Это дар моего благословенного отца. Я учился, сидя у него на коленях.

И снова пауза.

– Пожалуйста, Бенто, постарайся поделиться своими мыслями о нашей сегодняшней встрече – до этого момента.

– Что ж, попытаюсь. Я согласен, что-то сегодня происходит по-другому. Мы изменились, и я пытаюсь справиться с этим, но получается очень неуклюже. Ты должен помочь мне разобраться.

– Лучше всего просто поговорить о том, как мы изменились, я имею в виду – с твоей точки зрения.

– Прежде я был учителем, а ты – учеником, который соглашался с моими взглядами и хотел провести жизнь в изгнании вместе со мной. Теперь все это изменилось.

– Потому что я начал изучение Торы и Талмуда?

Бенто помотал головой:

– Это не просто изучение. Твои собственные слова – «учусь с радостью». И ты точно поставил диагноз моему сердцу: я действительно боялся оскорбить тебя или омрачить твою радость.

– Ты думаешь, наши пути расходятся?

– А разве нет? Наверняка ведь теперь, даже если бы ты не был обременен семьей, ты бы не решил идти вместе со мной моим путем?

Франку довольно долго думал, прежде чем ответить.

– Мой ответ, Бенто, – и да, и нет. Думаю, я не пошел бы твоим путем в жизни. Однако даже при этом наши пути не разошлись.

– Как это может быть? Объясни.

– Я по-прежнему всей душой принимаю всю ту критику религиозных суеверий, которую ты излагал в разговорах с Якобом и со мной. В этом я с тобой заодно.

– Однако теперь ты получаешь огромную радость от изучения суеверных текстов?

– Нет, это неверно. Я испытываю радость от процесса учения, и вовсе не всегда – от содержания того, что изучаю. Знаете, учитель, между этими двумя моментами есть разница.