Якоб Тик - Зигфрид

За окном тихо вскрикнула птица и жалобно запела:

Со дня свадьбы Зигфрида и Кримхильды прошло не более года, когда старая королева Ута тяжело заболела и скончалась. Перед смертью она приказала позвать к себе своего любимца Гутторна и о чем-то долго с ним говорила, после чего тот стал еще более скрытный, чем прежде.

А дружба Зигфрида с Гунтером, который после смерти матери был провозглашен королем, становилась еще крепче.

— Тебе незачем возвращаться в Данию, — сказал Гунтер однажды, — пока ты живешь в нашей стране, ею правят два короля. Да и для нее это лучше, — улыбнулся он, — потому что со дня битвы с готами ни один враг не осмеливается напасть на страну, которую ты защищаешь. Правда, у тебя нет собственного королевства, но я не женат, Хогни тоже, и твои дети наследуют наше королевство.

— А почему бы тебе не жениться? — спросил его Зигфрид. — Неужели тебе не хочется иметь детей, которым бы ты смог передать свое имя?

— Говоря по правде, я и сам давно об этом подумываю, — отвечал Гунтер, но не знаю, на ком остановить свой выбор.

— Послушай, Гуннар, — сказал младший Гьюкинг, — только что из страны гуннов приехал путник. Он рассказал, что король Атли-Аттованд хочет выдать замуж свою сестру, которая по слухам, так прекрасна, что ни одна красавица не может с ней сравниться. Но она дала богам клятву, что мужем ее будет самый смелый человек на земле, и окружила свой замок стеной из огня. Тот, кто сумеет туда пробраться, станет шурином короля Атли-Аттованда.

— Вот бы тебе к ней посвататься, Гунтер, — заметил Гутторн с хитрой усмешкой. — Ведь ты, наверное, не побоишься пройти через пламя.

— Скажите лучше, как зовут эту красавицу? — взволнованно спросил Гунтер, вспоминая о прошедших временах, когда Зигфрид рассказывал ему о какой-то девушке, сестре короля Аттованда, на которой он собирался жениться.

— Ее зовут Брунхильд, — отвечал Гутторн, искоса поглядывая на Зигфрида.

— Брунхильд? — повторил молодой Вольсунг, невольно вздрогнув. — Мне знакомо это имя, но я не могу припомнить, где я его слышал.

Гунтер опустил голову, но вдруг неожиданная радостная улыбка озарения появилась на его лице:

— Где ты его раньше слышал, теперь мы с тобой — братья, Вольная птица, и тебе придется слышать это имя гораздо чаще! — засмеялся Гунтер. — Я твердо решил жениться на этой недоступной деве, Зигфрид! И для этого пройду хотя бы сквозь три огненные стены. Не поедешь ли ты со мной вместе к Атли?

— Охотно! — воскликнул Зигфрид. — Я очень хотел бы побывать у этого могущественнейшего короля и еще больше хочу, чтобы ты добился руки Брунхильд. Когда ты хочешь ехать?

— Завтра же, — сказал Гунтер, вставая. — Надо торопиться, чтобы нас кто-нибудь не опередил.

— Разрешите и мне вам сопутствовать, — попросил Гутторн. — Я тоже хочу побывать у Атли, а Хогни будет тем временем охранять замок.

— Хорошо, — промолвил молодой король, который хотя и не любил Гутторна, не хотел его обидеть. — Я согласен и оставлю в замке одного Хогни-Гернота. А теперь прощайте, я иду собираться в дорогу.

«Брунхильд, — снова и снова повторял про себя Зигфрид, — Брунхильд… Мне очень кажется, что я забыл что-то очень важное, но что, не могу припомнить».

Где-то рядом запела птица:

Большая луна плыла вдоль разорванных облак.

То здесь, то там вставали возвышения, поросшие молодыми березками.

Виднелись лысые холмы, усеянные пнями.

Иногда попадались сосны, прижимавшиеся друг к другу в одинокой кучке.

Дул крепкий вечер, и деревья махали длинными ветками.

Зигфрид сидел у ручья и говорил:

«Как?.. Еще живо?.. Еще не уснуло?»

«Усни, усни… О, разорванное сердце!»

И ему в ответ раздавался насмешливый хохот: «Усни… Ха, ха… Усни… Ха, ха, ха…»

Это был грохот великана. Над ручьем он увидел его огромную тень…

И когда он в испуге поднял глаза к шумящим, мятежным вершинам, из сосновых вершин глядел на него глаз великана.

Зигфрид сидел у ручья и говорил:

«Долго ли, долго?..»

И ему в ответ раздался насмешливый хохот.

Это был грохот великана. Над ручьем стояла его огромная тень…

И когда он в испуге поднял глаза к шумящим вершинам, меж сосновых вершин кривилось лицо великана…

Великан скалил белые зубы и хохотал, хохотал до упаду…

Тогда Зигфрид весь согнулся и сказал:

«О я, молодой глупец! О ты, вечное птичье безвременье!»

…Но тут выпрыгнул из чащи его знакомец, великан. Подбоченясь, он глумился над ним…

Свистел в кулак и щелкал пальцами перед его носом.

И Зигмунд пошел отсюда прочь…

Большая луна плыла вдоль разорванных облак…

Ему показалось, что эта ночь продолжается века и что впереди лежат тысячелетия…

Многое ему мерещилось. О многом он впервые узнал…

Впереди перед ним на туманном горизонте угрюмый гигант играл с синими тучами.

Он подымал синий комок тучи, мерцающий серебряными громами.

Он напрягал мускулы и рычал, точно зверь…

Его безумные очи слепила серебряная молния.

Бледнокаменное лицо полыхало и мерцало от внезапных вспышек и взрывов…

Так он поднимал клочки синих туч, укрывшихся у его ног…

Он рвал и разбрасывал вокруг себя тучи, и уста его слагали грозные песни…

И видя усилие титана, Зигфрид бессмысленно заревел.

И вот великан поднял на могучие плечи всю синюю тучу и пошел с синей тучей вдоль широкого горизонта…

Но вот надорвался и рухнул угрюмый титан, и бледнокаменное лицо его, полыхающее в молниях, в последний раз показалось в разрыве туч…

Больше Зигфрид ничего не узнал о рухнувшем гиганте… Его раздавили синие тучи…

И когда он заплакал и зарыдал о раздавленном гиганте, утирая кулаками слезы, ему шептали ветреной ночью: «Это сны… Только сны…»